Каменные скрижали - [54]

— А мной?

— Давай лучше помолчим. Иначе налетим на арбу, я буду тебе благодарна, если ты меня довезешь целой и невредимой.

Стоя в глубокой темноте галереи у дверей комнаты Маргит, Иштван был уверен, что они сейчас пойдут вместе на ужин, было хорошо слышно звяканье столовых приборов и рюмок. Цикады звенели прямо в ухо, шелестели листья, среди них охотились прожорливые ящерицы. Далеко во мраке светились красные огоньки сигарет, похоже, участники конгресса уже вернулись в гостиницу. Маргит в темноте нашла его руку и всунула ему сумку с деревянными зверюшками. Он решил, что девушка ищет ключ, однако дверь уже была открыта, поскольку ему в лицо пахнуло острым запахом инсектицида.

— Я устала. Извини, я не пойду в ресторан.

— Давай поужинаем у меня. Выпьем виски со льдом, и настроение тут же исправится.

— Я хочу спать.

Их руки встретились в темноте, пальцы сплелись.

— Иди один. Выпей за мое здоровье. Я знаю, что тебя тянет к коллегам, — она говорила тихо, чуть охрипшим голосом. — Зверюшек я купила для твоих ребят. А может быть, ты им уже такие посылал?

— Нет, — признался он смущенно.

— Вот видишь… Ты посвящаешь мне слишком много времени. Они умолкли, и в тишине звон цикад сделался невыносимым.

— Когда я тебя увижу?

— Сегодня уже нет.

— Итак, до завтра, спокойной ночи.

— Я покажу тебе больницу. Познакомишься с нашими врачами. Спокойной ночи.

Пальцы выскользнули из его ладони. Хотя в полной темноте ничего не было видно, он понял, что Маргит ушла, и, когда протянул руку, нащупал закрытую дверь.

Иштван обиженно пожал плечами и пошел к себе. Что с ней вдруг случилось, чем я ее обидел? — он вспоминал каждое слово, но никак не мог понять, в чем же его вина? С закрытыми глазами он снова представил ее: стройная, склонившая голову в солнечных лучах, с позолоченной загаром шеей, медным блеском волос. Прозрачные голубые глаза, прищуренные на солнце. Несколько трогательных веснушек у носа, как у маленькой девочки, и полные чувственные губы, которые так его манили.

Он бросил сумку на расстеленную кровать, завязанная на узел, москитная сетка поднималась в полумраке вверх, как гриб атомного взрыва, который рисуют на плакатах, пугающих войной.

— Вот это женщина. Да, женщина, — повторил он с облегчением, словно это открытие объясняло все его тревоги. Как морской маяк, указывало дорогу застекленное и ярко освещенное бюро обслуживания гостиницы. Тереи прошел мимо комнаты Маргит, держа себя в руках. Надо иметь хоть немного достоинства, — отчитывал он себя, — ведь она сказала: нет. Если бы Маргит хотела, мы были бы вместе, так что не навязывайся. Откуда я могу знать, что произошло за те дни, пока мы не виделись? Прекрасная, опасно умная и знающая себе цену женщина. Такая не может быть долго одинокой. Она довольно ясно дала понять, где мое место, купив игрушки детям… Лучше не скажешь — не лезь, у тебя своя жизнь.

У бара стояли кучкой почти все его знакомые — маленький Нагар живо жестикулировал, а Чандра, филантроп, принимал похвалы с очаровательной скромностью.

— Очень жаль, что ты не слышал этой речи. Ведь здесь каждый воркует только о себе, Рабиндранат Тагор лишь предлог, они влезают на его памятник, чтобы их было лучше видно… А тут такая неожиданность, тонкий анализ, мотивы сна в его акварелях, подсознание и детские религиозные представления, услышанные, неясные, но воспринятые, переданные при помощи искусства. Попытка показать гения изнутри.

— Но я знаю всего лишь несколько текстов да еще осмотрел выставленные акварели, — оправдывался Чандра, склонив голову. — Каждый бы догадался, если бы хотел честно подумать о писателе.

— Вот в этом все и дело, — захлопал в ладоши Морис, подпрыгивая на высоком табурете, — я больше всего ценю у вас способность к смелому мышлению, умение связать факты, вы всегда смотрите в корень.

— Что господа заказывают? — к ним наклонился бармен в огромном белом тюрбане, твердом, словно приторные пирожные из взбитого белка.

— Для меня ничего, — отказался француз. — Прошу меня извинить, меня оправдывает возраст и седина, — он кокетливо погладил по вьющимся, редеющим, гладко причесанным волосам. — Где тебя носило? Не смею спрашивать, с кем?

— С красивой женщиной, — ответил за Иштвана Чандра.

— Вы видели? — забеспокоился Тереи, ему вдруг представилось, что всезнающий филантроп мог и в самом деле оказаться там, в руинах, и наблюдать за ними через окна дворцов. — Вы тоже были в Фатхепур Сикри?

— Вы прошли мимо меня, когда вышли из «остина», я как раз стоял невдалеке и курил. Какое-то время вы еще разговаривали, а я пытался отгадать, кто же эта госпожа.

— Вы тоже были не один, — парировал Иштван многозначительно.

— О, да, — Чандра неожиданно рассмеялся, — простите меня за излишнее любопытство… Фатхепур Сикри, что-то вроде социалистического строительства, сразу возвели целый город, с размахом, прекрасные фасады, а жить нельзя, — забыли проверить, есть ли вода. Немногому человечество научилось. Прогресс виден, пожалуй, лишь в умении убивать. И к этому занятию не следует относиться с предубеждением, оно имеет всеобщий и научно обоснованный характер, так что трудно найти виновных… Знание законов и чистые руки — это я мой принцип.