Каменные скрижали - [52]

Неожиданно до них донесся мелодичный крик, они увидели худую черную фигуру на вершине стены. Человек стоял в красной повязке, словно перерезанный пополам, на большом расстоянии похожий на призрак, он сделал шаг и, протянув к ним руки, словно желая их остановить, неловко наклонился и с поджатыми ногами рухнул вниз. Молодые люди слышали отчаянный вой и глухой удар. — Господи Боже мой, — охнула Маргит, — он разбился! Стена со скульптурами заслоняла место падения. Они побежали туда, умноженные эхом шаги загудели, словно невидимая толпа спешила вместе с ними. Тела нигде не было.

— Он бросился, когда увидел нас. Почему?

— Ему нужны были зрители, — ответил он, смеясь над ее испугом.

— Все же ты противный, — фыркнула она. — О Боже, — она остановилась, охваченная ужасом, — он упал в колодец.

Судорожно ухватившись за руку Иштвана, девушка смотрела в глубь пропасти, на каменном ограждении колодца темнели брызги воды, внизу колыхался слой водорослей, разорванный посередине упавшим телом.

— Утонул, — пролепетала она, — ужасно… С высоты четырех этажей ударился о воду, этого достаточно.

Тут из-под слоя водорослей что-то вынырнуло, показалась круглая голова, раздвинув висящие на глазах травинки, человек оскалил белые зубы и радостно закричал. Через минуту он уже вылез и, оставляя на красном камне мокрые следы, стирая руками воду с худого тела, направился к ним со счастливым лицом, выкрикивая:

— Это был прыжок в честь благородной госпожи, чтобы ее развлечь. Только пять рупий, сааб. Могу повторить, чтобы госпожа сделала снимок.

Когда они уже от него избавились, Маргит со сжатыми кулачками встала перед Иштваном.

— Ты с самого начала все знал… Но почему же мне не сказал?

— Не хотел тебе испортить впечатление. Это сторож. Ты доставила ему величайшее удовольствие, беспокоясь за его жизнь. Ведь это же целое представление… Помнишь, как он летел? Казалось, что это несчастный случай. Хороший акробат. Он заслужил вознаграждение. А ведь он мог и не попасть в колодец, а если бы его развернуло, этот удалец ударился бы головой о каменную ограду и конец, погиб бы, как кролик.

— Перестань, — Маргит закрыла уши руками. — Я даже не хочу это слышать. Ты противный.

Они шли рядом, эхо заглушало ритм шагов. Тени падали на красные стены. Сухие ящерицы, задрав хвосты, серо-зелеными змейками мелькали на камнях. Чистое ясное небо ярко осветило покои дворца. Как же она мне нравится, — думал он с большой теплотой, — ей идет быть сердитой. Она напоминает рассерженную кошку. Хотя Маргит вряд ли стала бы царапаться, скорее по-мальчишечьи дралась бы кулаками. Ее жестковатые волосы лежат свободно, они отливают рыжиной, когда их шевелит теплый ветерок. Громада окружающих их пустых зданий заставляла отбросить мысли о мелком, земном, пробуждала раздумья, наполняла сердце грустью.

Они поднимались по ступенькам во внутренние галереи, проходили через залы, где золотистым ковром расстилались лучи низко висящего солнца. Ветерок приносил запах бесплодного камня, сухого птичьего помета, хотя они не спугнули ни одной птицы. Иногда были слышны крики обезьян, шорох как будто идущих сзади босых ног, но, когда они вышли на террасу, обезьяны в серебряных пелеринах из длинной шерсти сидели на соседней крыше, которую отделяла пропасть улицы, и смотрели на них желтыми, недобрыми глазами, издалека сопровождая пришельцев, словно переодетая стража.

— С этого крыльца шах наблюдал за соревнованиями борцов, а там был его гарем. Если считать только по одной жене на один покой, что сомнительно, поскольку их, вероятно, размещали по двое, по трое, то по самым скромным подсчетам здесь жило тридцать женщин. Видишь разбитый на квадраты двор, огромная шахматная доска, на которой он живыми людьми разыгрывал партии. Легенда гласит, что он всегда выигрывал с тех пор, как отрубил голову одному радже, осмелившемуся играть с ним как с равным. Шах боялся, что тот может стать его политическим конкурентом.

Они вышли во двор и остановились пораженные. На фоне красной стены стоял маленький храм из белого мрамора, его венчали три небольших купола в форме бутонов лотоса, стены, украшенные мраморными веточками и листьями, сверкали в лучах заходящего солнца розовым цветом. Они были отполированы руками скульпторов и паломников, молящих милости у гуру, похороненного внутри под необработанной глыбой белого камня. Храм отражался в мелком прудике, который служил паломникам для ритуальных омовений ног, прежде чем они входили на ступеньки.

— Скажи, почему люди отсюда ушли, — Маргит повернула к нему посветлевшие глаза, — ведь здесь так прекрасно?

— Ты хочешь знать правду или легенду?

— Предпочитаю легенду, чтобы ты не испортил очарования. Весь город принадлежит нам. — Она сбросила босоножки и, осторожно приподняв юбку, вошла в воду.

— Горячая! — вскрикнула она. — А можно ли сюда вступать? Не совершила ли я какого-нибудь кощунства?

Отраженные от воды зайчики бегали по ее ногам, Маргит брела к ступеням храма, размывая белое отражение трех конусообразных крыш.

Тереи сел на отполированные плиты двора, охватив руками колени, и, не отрывая глаз, смотрел на девушку. «Не из-за жары чувственного дыхания Индии или моего одиночества я так жажду ее. Я мог бы сорвать с Маргит платье здесь, посредине этого двора и овладеть ею на дышащих теплом камнях». И все же он не двинулся с места, не позвал ее, Иштван любовался музыкальными линиями ее шеи, когда она нетерпеливо потряхивала волной волос прямой спиной, овалом бедер. Девушка подняла руки и ухватилась за каменную решетку, пытаясь заглянуть в затененное помещение. «Она выглядит как молящаяся индуска, — подумал Тереи, — а может, Маргит что-то просит, не только для себя, но и для нас».