Камень - [23]

— Да, — выдохнула она и коснулась рукой лба, отгоняя это уголовное от своей головы.

— Что вас интересует? — тихо спросил он.

— Сергей Георгиевич, да вы испугались?

— Это почему же?

— Вдруг он убил или банк ограбил?..

— Мне-то чего пугаться…

— Неправда. А меня учили быть правдивой.

— Я не испугался, а удивился.

— Да мне только узнать кое-что из ваших законов.

— Каких?

— А почему вы удивились?

Он хотел ответить, что она пришла хлопотать за того самого мужа, которого только что называла эгоистом и подлецом, которого она не любит, который ночует у супербабы…

Но не ответил, потому что в кабинете что-то произошло.

— Опять меня с мамой сравнили?

И Рябинин вновь не ответил. Она рассеянным взором окинула следователя и задержалась на его глазах — они смотрели вниз, и взгляд Жанны как бы скатился по его взгляду на стол…

Там лежал кристалл. Он светился неожиданным, мистическим светом, излучая красноватый, почти кровавый блеск. Они молча смотрели на камень и ничего не понимали…

Рябинин обернулся. Торопливое солнце, так и не поднявшись в зенит, видимо, осело на горизонт. Его плоский свет зажёг рубином стекла домов на той стороне проспекта. Один случайный и отражённый лучик достал топаз.

Кристалл лежал посреди стола, розовея и затухая…

Ночь, в которую Рябинин затеял разговор о настоящих мужчинах, он почти не спал. Слова Маши про борьбу легли ему на душу с неожиданной силой, как прикипели. Ждал ли он этих слов давно, любовь ли их накалила своим заревом…

Утро обдало сладкой и щемящей надеждой, которая в молодости приходит внезапно и без причины. Может быть, её породили ночные мысли. Или утро породило, ясное и безупречное, как первый день мира…

Солнечный свет лился горизонтально, в глаза. Синий хребет Сихотэ-Алиня лежал на краю земли прикорнувшим зверем. Высокие перистые облака, как отпечаток гигантского трилобита, разрисовали бледное небо. А из реки выходила солнечная женщина с распущенными волосами, капли воды блестели на плечах счастливыми янтариками. Рябинин глянул на несвободную грудь, стянутую купальником, на нежнейшую выпуклость живота, на бёдра, отлитые природой крепко и нежно, и опустил взгляд на воду — он искал пену, ту самую, из которой рождались всякие Киприды и Афродиты.

— Серёжа, купайся!

Он подошёл, мужественно скрипя галькой.

— Я не буду геологом.

— Вот как?

— Я пойду на юридический.

— Почему же? — буднично спросила она, поблёскивая счастливыми янтариками, окропившими её тело и лицо.

— Юрист борется за истину.

И он пошёл, мужественно поскрипывая галькой, и пополз по этой гальке, начав обычный утренний осмотр косы при свете солнца. Он искал алмаз, но уже с неохотой, необязательно, потому что этот драгоценный камень заслонила иная цель. И как часто бывает, желание исполняется тогда, когда оно прошло…

Под кустом случайной ивы, увешанной бородками сухой травы, оставшейся от половодья, рядом с пустой и громадной раковиной какого-то моллюска, в шлейфике мелко промытого песка вдруг дико блеснуло. Рябинин припал к земле, как встревоженный зверь. Показалось… Мало ли что может блеснуть на реке бутылка, консервная банка, кусок кварца или, в конце концов, выброшенная рыбёшка. Он поправил очки, и в шлейфике песка призывно сверкнуло каким-то узким и глубинным блеском. Тогда он, как встревоженный зверь, прыгнул на этот блеск…

Из кварцевого песка торчал полузаметённый кристалл. Сразу ослабевшей рукой он выдернул его и положил на ладонь.

Кристалл был чист и прозрачен — ни песчинки к нему не пристало. Казалось, что он вобрал в себя прохладу ночи и свет утра, да вот ещё слабенькую желтизну воды — или это река в нём отражалась? Крупный, тут уже не караты, тут уже граммы…

Задохнувшийся Рябинин бежал к Маше с протянутой рукой — она даже ойкнула, опасаясь какого-нибудь сверчка или ужонка. Но тут же глаза её блеснули не хуже кристалла.

— О-о!

— Я обещал…

Она взяла камень нежно, как птенца. Он лежал на ладони, пожелтев ещё заметнее — от её загара, от янтарных непросохших капель, от карих глаз… Маша, перевидевшая разных кристаллов, смотрела на него с беззвучным восторгом.

— Сколько каратов? — спросил он.

— Много.

— Чистой воды?

— Не совсем чистой…

— Но алмаз?

— Нет, Серёжа.

— Неужели кварц?

— Топаз, полудрагоценный камень. Откуда он тут?..

Радость отпустила Рябинина.

— Огорчился?

— Не драгоценный, а полу-…

— Ты, Серёжа, как тот португальский офицер…

— Какой офицер?

— Жил в середине прошлого века и нашёл алмаз в семьсот каратов. Стал богатейшим человеком. Им даже полиция заинтересовалась: не украл ли? Но комиссия определила, что это топаз. Офицер не поверил и убил всю свою жизнь, доказывая, что владеет алмазом. Кончил он плохо.

— Я плохо не кончу, — буркнул Рябинин.

— Какая красота! — она гладила прохладные грани. — Память о первой твоей экспедиции.

— Топаз не мой.

— А чей же?

— Твой.

— Как мой?

— Я дарю, я обещал.

— Нет, такой дорогой подарок не приму.

— Тогда я швырну его в воду.

Маша поверила голосу и лицу — швырнёт. Она взглянула через кристалл на солнце, рукой отвела ото лба ведомые только ей мысли, привстала на заскрипевшем песке и поцеловала Рябинина — не в щёку и не в губы, а куда-то в краешек губ.