Когда Сашка с Алексией уже уехали, на первом этаже появились мои братья, по которым сразу было видно, что они не знают, как себя вести. Немного помявшись, Николай «решился»:
— Леха, тут такое дело… Мария с Варварой позвонили, они уже к нам выехали. Лизу взяли с собой…
— Кто бы сомневался… — опять скривился я и повернулся к Прохору. — Ты знал?
— Знал, — кивнул тот. — Но не думал, что они уже едут. Великих княжон мы с Ваней ожидали ближе к обеду, так что быстро нас смотри и садись за отчет. А вы, оба-двое, — воспитатель глянул на Николая с Александром, — быстренько завтракайте и готовьтесь к встрече сестер. Будете их развлекать, пока Лешка с делами не разберется. И не вздумайте нас беспокоить по пустякам.
— Есть, — выпрямились они, кивнули и, довольные тем, что получили исчерпывающие инструкции, уже уверенными шагами направились в столовую.
— Пошли в бильярдную, — скомандовал воспитатель.
***
«Осмотр» Прохора и Ивана не занял много времени, а вердикт был краток: еще немного, еще чуть-чуть — и они будут в норме. Хотя, судя по виду Ивана, колдун это прекрасно знал и без меня, и весь этот «осмотр» ими был действительно затеян с целью занять меня хоть чем-то. Это же касалось и отчета, первый вариант которого ни тому, ни другому не понравился, мол, написано слишком сухо и неинформативно. Стиснув зубы, переписал, после чего подвергся самому настоящему допросу со стороны Кузьмина. Закончив тянуть из меня жилы, колдун подвел итог:
— Царевич, не буду говорить за всех, но мое мнение однозначно — ты в сложившихся обстоятельствах действовал максимально эффективно. Именно это я и укажу в своем рапорте на высочайшее имя. — Он задумался на секунду, а потом продолжил: — Одно меня беспокоит, а именно, твои ощущения от постороннего внимания, которое, как ты утверждаешь, как бы к Бирюкову не имеет никакого отношения и являются некой формой предупреждения со стороны подсознания. Свое мнение на этот счет я тоже отдельно укажу в своем рапорте. Лучше, как говорится, перебздеть, чем недобздеть. Петрович? — Кузьмин вопросительно посмотрел на Прохора.
Воспитатель кивнул, откашлялся и спросил у меня:
— Лешка, меня же в первую очередь интересует твое состояние, а именно, твое резко изменившееся настроение: уж извини, но сначала ты безутешно рыдаешь над те… Викой, публично и с особым цинизмом отрываешь голову Бирюкову и винишь во всем произошедшем себя, а уже в особняке проявляешь чудеса выдержки и самообладания, что было отмечено буквально всеми присутствующими. Пояснишь?
— В какой-то момент просто понял, что опять веду себя как капризный, эгоистичный мальчишка, и что не я один потерял Вику, а мы все… Ну и приказал этому капризному, эгоистичному мальчишке идти в… куда подальше.
Прохор переглянулся с Иваном и опять кивнул:
— Ясно. А ты, сынка, полностью уверен, что этот капризный, эгоистичный мальчишка действительно пошел в… куда подальше, а не затаился на время, чтобы потом вернуться в самый неподходящий момент и продемонстрировать всю ту говнистость, на который способен? А то, знаешь ли, — воспитатель опять переглянулся с колдуном, — мы с Ваней всякое видали, и у закаленных бойцов крыша ехала…
— Полностью уверен, — кивнул я. — Оторванных голов больше не предвидится. И спасибо вам двоим за отсутствие нарочитой ко мне жалости и лишнего сочувствия.
— Не перегибай палку, Лешка, — поморщился Прохор. — Мужественное перенесение тягот и свалившихся невзгод заключается несколько в другом, порой и слезу пустить не стыдно, а уж на Луну повыть, хоть и не в голос, вообще иногда полезно. Не забывай, Виктория и нам была далеко не чужая, и не только нам, так что выражение сочувствия придется потерпеть. И еще, сынка, набери-ка ты сейчас его святейшество Святослава, надо нашего патриарха успокоить.
— Не понял?! — вскинулся я.
И тут же до меня дошло… А Прохор добавил:
— Его святейшество хотел сразу же приехать перед тобой виниться, но государь его отговорил, рассказав про оторванную голову Бирюкова. — А когда я уже достал телефон из кармана, воспитатель продолжил: — Да, чуть не забыл. Судя по прослушке, его святейшество поделился своими… опасениями с батюшкой Владимиром, и церковные колдуны после этого разговора, судя по всему, совсем не торопятся выполнять твой приказ о перебазировании всей кодлой в имение Гагариных.
— Вот как? — у меня задергался глаз от такого наглого неповиновения церковных колдунов, видимо, нервное напряжение давало о себе знать. — Сейчас все решим…
Святославу, понятно, звонить передумал — мужчина он гордый, еще воспримет звонок с моей стороны как «милостивое прощение», а набрал отца Владимира, номер которого вчера записал. Ответил тот практически сразу:
— Добрый день, ваше императорское высочество! Слушаю внимательно.
— Добрый день, батюшка. Мне доложили, что вы в курсе последних печальных событий, — я говорил сухим, деловым тоном.
— Да, ваше императорское высочество. Позвольте принести наши искренние соболезнования!
— Соболезнования приняты. Теперь по делу. Когда вы планируете заселиться в мое имение? У вас осталось всего два дня.
— Ваше императорское высочество… — в голосе Владимира чувствовалась неуверенность.
