Каллиграфия - [12]
письмо, впитывая в себя характерные признаки строчных букв минускульного письма (засечки, угол наклона пера и др.) сливается в единую алфавитную семью, сохраняя собственную высоту, равную длине выносных элементов строчных букв и свой рисунок. На (65) приводятся образцы квадратного письма мастера XV в. Бартоломео сан Вито, титульная надпись с изящным инициалом Е (81). Вверху приведены две таблицы Лодовико Вичентино (1525) - прекрасный образец, отражающий высокий уровень каллиграфической культуры начала XVI века.
В поздний классический период наряду с капитальным квадратным письмом было распространено рустичное (от ит. RUSTICA - крестьянский, простой, безыскусственный). Оно высекалось в твердых материалах мемориальных памятников сравнительно небольшого размера, интенсивно использовалось, как книжное письмо из-за своей убористости, желания сэкономить дорогостоящий материал папируса. Был простым в исполнении.
Это сделало рустику письмом очень популярным во всех слоях общества на протяжении нескольких столетий, с широким диапазоном применения и в быту, и как книжного, и как документального.
Узкое, сжатое с боков, оно резко отличается от римского классического и квадратного соотношением высоты к ширине (5:3). Буква О напоминает не круг, а овал.
Остальные знаки тоже сужены, пишутся довольно сложно, под разными углами пера: вертикальные штрихи выполняются под углом 75°-85°, округлые буквы - под углом 60°, диагональные элементы и засечки - под углом 45° (94)
В процессе письма перо то и дело приходилось поворачивать. Эта импульсивность 89. Буква В. Плоский графит
передавалась букве, отчего надпись обретала живость и красоту. Только на первый взгляд рустика кажется чрезмерно трудоемкой в исполнении, но на практике, когда становится понятным принцип построения букв и умение владеть пером, все упрощается. В каллиграфических композициях декоративное впечатление обогащается от контраста с другими соседними начертаниями.
В рустике, как в римском классическом и в квадратном письме, слова пишутся слитно, отделяясь лишь едва заметной точкой. Между строчками укладывается половина корпуса буквы. Текст всегда выглядит цельным блоком, завораживая своим единством. Разный наклон пера создает богатство нюан-сировок. Рустика относится к категории маюскульных шрифтов. Буквы располагаются между двумя линиями, хотя несколько знаков: L, В, F, Y - выставляют свои элементы выше или ниже строки (см. 92).
Мы приводим еще один исторический пример рустичного письма, в котором значительно больше выносных и свисающих, в чем усматривается сильное влияние Римских курсивов (Помпеи, 795 г. 91). С древних времен сохранилось лишь 23 образца книжной рустики с текстами преимущественно выдающихся произведений литературы (Вергилий, Плавт, Цицерон).
Для современного каллиграфа рустичное письмо должно представлять большой интерес. Оно не только расширяет представление об уровне шрифтовой культуры античности, но обогащает диапазон творческих возможностей.
92. Некоторые рустичные буквы с причудливыми выносными элементами
93. Элементы знаков рустичного письма. Их освоение требует немало времени и терпения. Правильное выполнение элементов обеспечивает красоту письма.
94. При письме надо придерживаться угла наклона пера. В начале буквы (первая верхняя засечка) -этот угол составляет 80°. Далее видно по иллюстрации.
95. Стрелками обозначены дукты (очередность проведения штрихов)
І23І56765
96. Цифры рустичного письма
лвш
fGKlJ
КІМ NO t CLIS TV yWXYI
АбЬГМ
ІУфХЦ
чшщъы
что бы ты ни делахделай хорошо
илредусмлтривхй результат
99. Латинская поговорка.
Шкжмш
ГиЛЛГМ U>fSQVr5
сопщуш
nCOWlVKATOSI TIMVNfVCON
ісіиаглгаїш
пшшхпм
5ЛГ PMAP05TDfC
УНЦИАЛЬНОЕ ПИСЬМО (SCRIPTURE UNCIALIS)
Унциальное письмо - греческого происхождения (104). Оно вызревает с III в. под явным влиянием римского классического письма и римского курсива в эпоху разложения Римской империи, которую раздирал кризис в политической жизни и идеологии. Со временем это привело к слиянию государственной власти и церкви. В борьбе религий преобладающей становится христианская. В зодчестве выдвинулся византийский стиль округлых сводов и куполов, в свою очередь повлиявший на появление в этом торжественном письме подобных, пластически оправданных признаков: мягких округлых линий, широких букв, приближающихся к квадрату.
Унциал оказался в благоприятных условиях в связи с заменой ломкого на сгибах папируса эластичным, гладким пергаментом, позволявшим сгибать написанное в тетради, брошюровать их, сшивать в блок. Так появляется форма кодекса - прообраз современной книги. Стало возможным иллюминирование титульных листов книги крупными орнаментированными инициалами и начальными буквами текста, а также декорирование переплетных крышек.
Гладкая поверхность пергамента позволила заменить тростниковое письмо птичьим, более эластичным и долговечным. Унциал становится письмом, специально приспособленным для ширококонечного
пера. Все эти качества содействовали его быстрому распространению в разных регионах тогдашней Европы.
Екатерина Марголис – художник, писатель, преподаватель живописи, участник персональных и коллективных выставок в Европе, США и России. Родилась в 1973 году в Москве. Живет и работает в Венеции. В основу этой книги легли заметки и акварели автора, появившиеся во время необычной весны-2020 – эпохальной для всего мира и в особенности для Италии.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Видеть картины, смотреть на них – это хорошо. Однако понимать, исследовать, расшифровывать, анализировать, интерпретировать – вот истинное счастье и восторг. Этот оригинальный художественный рассказ, наполненный историями об искусстве, о людях, которые стоят за ним, и за деталями, которые иногда слишком сложно заметить, поражает своей высотой взглядов, необъятностью знаний и глубиной анализа. Команда «Артхива» не знает границ ни во времени, ни в пространстве. Их завораживает все, что касается творческого духа человека. Это истории искусства, которые выполнят все свои цели: научат определять формы и находить в них смысл, помещать их в контекст и замечать зачастую невидимое.
Книга «Чертополох и терн» — результат многолетнего исследовательского труда, панорама социальной и политической истории Европы с XIV по XXI вв. через призму истории живописи. Холст, фреска, картина — это образ общества. Анализируя произведение искусства, можно понять динамику европейской истории — постоянный выбор между республикой и империей, между верой и идеологией. Вторая часть книги — «Возрождение Возрождения» — посвящена истории живописи от возникновения маньеризма до XXI в. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
«Фотография – это ложь. Подумайте сами: фотографы создают двухмерные, зачастую напрочь лишенные цвета изображения и надеются, что все поверят, будто всё так и было на самом деле. Удивительнее всего то, что люди клюют на это с необычайной легкостью, словно желая быть обманутыми. Более того, они упорно верят, что сфотографировать можно только то, что на самом деле находится перед глазами. Зритель – ленивый эгоцентрист, не желающий тратить ни одной лишней секунды на то, что ему кажется неинтересным и недостаточно простым для понимания.
Книга голландского историка Шенга Схейена – самая полная на сегодняшний день биография Сергея Дягилева (1872–1929). Дягилев мечтал стать певцом, композитором, художественным критиком, но взялся сочинять куда более таинственное и глобальное произведение – образ будущего искусства. Умение уловить и вывести на свет новое, небывалое – самая суть его гения. Дягилевские «Русские сезоны» на сто лет вперед определили репутацию искусства России как самого передового, экстраординарного и захватывающего балетного явления. Провидец и тиран, ловец душ и неисправимый одиночка, визионер и провокатор, он слышал музыку раньше сочинившего ее композитора и видел танец прежде первого па.
Книга посвящена истории отечественной фотографии в ее наиболее драматичный период с 1917 по 1955 годы, когда новые фотографические школы боролись с традиционными, менялись приоритеты, государство стремилось взять фотографию под контроль, репрессируя одних фотографов и поддерживая других, в попытке превратить фотографию в орудие политической пропаганды. Однако в это же время (1925–1935) русская фотография переживала свой «золотой век» и была одной из самых интересных и авангардных в мире. Кадры Второй мировой войны, сделанные советскими фотографами, также вошли в золотой фонд мировой фотографии. Книга адресована широкому кругу специалистов и любителей фотографии, культурологам и историкам культуры.