Калиостро - [22]

Желая поскорее узнать, какова жизнь в английской столице, и выгодно продать изумруды, Калиостро стал искать соотечественников. Случай свел его с неким сицилийцем, именовавшим себя маркизом де Вивона. Кстати, многие считают, что именно Вивона, воспользовавшись растерянностью Джузеппе, так удачно помог ему избавиться от бразильских камней, что тот, к своему изумлению, вскоре оказался совсем без средств. Тогда Вивона посоветовал ему воспользоваться английским законом, согласно которому муж, заставший жену в предосудительной позе с другим мужчиной, получал право на половину состояния оскорбителя супружеской чести. В свое время Казанова, узнав о подобной институции, с удивлением спросил: «Неужели никому из англичан не приходит в голову зарабатывать на своей половине?» Положение Калиостро было критическим, и он решил последовать совету лондонского старожила, тем более что кандидат на роль оскорбителя имелся. Но тут он неожиданно столкнулся с сопротивлением супруги: влюбленный в нее квакер из Пенсильвании симпатии у Лоренцы не вызывал, и она отказалась с ним амурничать. Отказ возмутил Джузеппе, и разгорелся скандал, свидетелем которого, видимо, стал жилец из дома напротив, рисовальщик по имени Перголайф, на основании показаний которого упоминавшийся выше аноним написал: «Калиостро… не имел ни гроша за душой, часто напивался и бил жену». Какое-то время Перголайф, сей «честный, но бедный художник», помогал иностранцу со «странными манерами и разговорами», но тот оказался существом неблагодарным². Видимо, у Джузеппе действительно все шло вкривь и вкось, и он начал срывать злость на Серафине, чего жена ему не простила.

Все же Бальзамо удалось уломать Лоренцу сыграть спектакль с участием ее поклонника, и та по приказу мужа назначила влюбленному квакеру свидание у себя дома. Стоило возбужденному кавалеру приняться одной рукой сдирать с себя одежду, а другой задирать юбки даме, как в комнату ворвались разъяренный супруг и его свидетель — маркиз де Вивона. Разразилась буря, итальянцы кричали, размахивали руками, и чаше всего в их непонятной тарабарщине квакеру слышалось слово «полиция». Желая замять дело, влюбленный неудачник всучил истово негодовавшему супругу 100 фунтов и тотчас ретировался.

Когда закончились средства, полученные от «приключения, рассказ о котором не делает чести ее деликатности», как назвала сей случай Лоренца на допросе у комиссара Фонтена, Джузеппе вновь пришлось взяться за перо и кисти. Случай вывел его на некоего Бенамора, заявившего, что он представляет короля Марокко Мохаммеда III бен Абдаллаха. Для своего короля Бенамор заказал Бальзамо серию рисунков, но когда работа была выполнена и вручена заказчику, тот немедленно потерял интерес к художнику. После неоднократных напоминаний о деньгах Бальзамо подал жалобу в суд и под присягой поклялся, что Бенамор отказывается заплатить ему 47 фунтов «за рисунки, кои были сделаны, представлены и переданы в собственные руки ответчика». Прокурор Айлет жалобе внял и посадил Бенамора в тюрьму, а Бальзамо присудил оплатить судебные издержки. Возмущенный сицилиец платить отказался, и прокурор строптивого жалобщика запомнил; когда же Бальзамо оказался на скамье подсудимых, Айлет сделал все от него зависящее, чтобы тот очутился за решеткой.

А потом, как поведала Лоренца комиссару Фонтену, супруг ее серьезно занемог и проболел целый месяц; за это время Лоренца истратила все имевшиеся у них средства и наделала долгов, так что когда Джузеппе наконец оправился и стал выходить на улицу, его арестовали и посадили в долговую тюрьму. И вновь на помощь пришли женские чары. Однажды, когда заплаканная Лоренца молилась в католической Баварской часовне, ее увидел лорд Хейлз; растроганный видом плачущей красавицы, он расспросил ее о причине слез и, растаяв от жалости к несчастной женщине, дал ей денег, чтобы она вернула долг и выкупила мужа. Более того, узнав, что супруг очаровательной иностранки художник, англичанин попросил его расписать стены его загородного дома. Бальзамо согласился, и чета отбыла в Кентербери, где находилось поместье лорда. История, увы, завершилась печально: господин Бальзамо не только испортил стены, но и приворожил и соблазнил единственную дочь англичанина (а может, она и сама в него влюбилась…). В результате супругам пришлось спасаться бегством от праведного гнева лорда, а Джузеппе еще и объясняться с Лоренцем. Наверное, «тощую дочку английского лорда» Лоренца мужу тоже не простила…

Лишившись всего, что имели, в том числе и бразильских изумрудов (если таковые действительно были, в чем некоторые сомневаются), просочившихся буквально сквозь пальцы (и прилипших к рукам Вивоны), Бальзамо в сентябре 1772 года покинули туманный Альбион. Денег осталось только на билеты на пакетбот от Дувра до Кале, но Джузеппе верил в удачу: по дороге непременно что-нибудь подвернется. И оказался прав. На корабле супруги познакомились с господином Дюплесси, адвокатом парижского парламента и управляющим маркиза де При. Почтенный господин не смог устоять перед очарованием голубоглазой римлянки, влюбился в нее, и, как это обычно бывало, великодушие его простерлось на чету Бальзамо, кою он и взял на содержание. Высадившись в Кале, Дюплесси сообщил, что едет в Париж и, если супругам с ним по дороге, он может предложить мадам Бальзамо место в своем экипаже. С благословения мужа Лоренца приглашение приняла; супруг же на деньги поклонника жены приобрел лошадь и всю дорогу ехал верхом, пытаясь не отстать от кареты. Располневшему и редко садившемуся в седло Бальзамо дорога далась нелегко, так что в Париж он прибыл в отвратительнейшем настроении. Желая доставить удовольствие новому другу, у которого такая очаровательная жена, Дюплесси пригласил супругов погостить у него в доме, и целых четыре месяца Бальзамо с женой жили благодаря милости господина Дюплесси. Когда же наконец Джузеппе решил применить свои таланты художника и рисовальщика, он, как говорят, быстро нашел несколько заказов, среди которых оказался и заказ на портрет начальника парижской полиции Сартина. В ту пору Бальзамо не только продавал рисунки, но и дарил их, и многие находили их выполненными не без таланта.