Калина - [5]

— Как дела, Матеуш? — спросила Здися своим особым голосом, напоминающим голоса телефонисток или дикторов радиовещания. — Что слышно в Демболенке? Волки тебя еще не съели?

— Меня не так-то легко съесть.

— Боже, какая здесь красота. Эта черешня в цвету!

— Вот именно. Как насчет волков? Я привез крупную дробь. И картечь.

— Ну, волков я тебе, пожалуй, не наколдую. Я не журналист.

— Не понимаю.

— Туланца убил кабан. А все остальное — выдумка журналистов.

— Вот как, — расстроился Борис. — Я чувствовал, что тут что-то не так. Значит, кабан. А почему? Его кто-нибудь ранил? Не наши ли охотники?

— Не знаю, я не святой дух. — Матеуш мельком взглянул на Здисю, и Борис догадался, что брат не хочет говорить при ней.

— Посмотри, милая, не побежали ли девочки к пруду. Там теперь глубоко.

— У вас уже секреты. И я тут лишняя. Прекрасно.

— С чего ты взяла? — смутился Матеуш. — Ничего подобного. Оставайся, если хочешь, ты никому не мешаешь.

Она демонстративно закурила и ушла. Братья остались одни под сенью густых елей, образующих естественную беседку. В середине стоял белый стол, сколоченный когда-то Борисом из березовых кругляшей; это было, в общем, красиво, но неудобно, и Матеуш сидел здесь, только когда приезжал брат. На кривой поверхности стола даже бутылка не хотела стоять прямо и напоминала, по словам Бориса, падающую башню в Пизе.

— Что же произошло с Туланцом?

— Что? Не знаю. Я при этом не был, не видел. Но у волка клыков нету, а у Туланца живот распорот клыками, и вокруг кабаньи следы.

— Кабан был ранен, должно быть.

— Конечно.

— Ты его подстрелил?

— Ну знаешь!..

Борис вздохнул с облегчением:

— А я подумал…

— Напрасно. Я вот думаю, что Туланцы, отец с сыном, собрались на запрещенную охоту. И подстрелили кабана. Но я там не был, не видел и поэтому молчу.

— Вот как. — Борис был явно огорчен. — А я тут размечтался о матером волке.

— Фантазер.

Вернулась расстроенная Здися. В ее больших серых глазах стояли слезы.

— Эва уже порвала брюки. Новые.

— Съезжу за Калиной, — сказал Матеуш.

— Не торопись, — возразила Здися, — мы совсем не голодны, пообедали дорогой, в Гродеце. Там столовая хуже стала, раньше у них кормили вкуснее. Правда, Борис?

— Я не заметил.

— Конечно. Тебе все равно что есть, лишь бы не сырое.

— Я собирался в Слотынь, — сказал Матеуш, — но ничего, поеду завтра с утра.

— Зачем?

— За краденым. Пропали жерди, и похоже, что это Гловацкий руку приложил.

— Лесник?

— Да.

— А почему ты не передашь дело в милицию?

— Увы, — вздохнул Матеуш, — кражи в пределах до пяти тысяч мы расследуем сами. Я знаю, где эти жерди, но нужно наложить на них арест и допросить людей.

— Преследуешь воров, — улыбнулся Борис.

— Приходится.

— А помнишь, как мы с тобой вывозили сухостой?

— В Галиции? — вмешалась Здися. — На выселении?

— Там было другое, — сказал Матеуш. — Другая обстановка.

— Подумать только, бывший лесной вор стал стражем закона, — смеялся Борис. — Здорово, а?

— Не говори ерунду, Борис. Я поехал за Калиной. Простите. Скоро вернусь.

Во дворе зашумел мотоцикл, на звук мгновенно прибежали Эва с Магдой и кинулись к Матеушу.

— Дядя, прокати нас, дядечка, милый!

Матеуш посадил Магду впереди на бак, старшая, Эва, пристроилась сзади на седле.

— Боже, как бы чего не случилось!

— Оставь, ничего не случится.

— Борис!

— Ну?

— Ты только не сердись…

— Ладно, ладно, знаю.

— Не пей, Борис. Не напивайся. Очень тебя прошу.

Здися хотела обнять мужа, но он отстранился, и она только погладила его руку, смуглую и волосатую, огрубевшую, словно рука лесоруба или каменщика. Борис сморщился, как от чего-то крайне неприятного, карие глаза затуманились и потемнели, лицо стало сразу резким, неприветливым.

— Я не хотела тебя обидеть.

— Будет дождь. — Он медленно поднялся, освобождая руку.

— Почему? Ведь погода просто сказочная.

— Вот увидишь, — сказал Борис угрожающим тоном. — В погоде тоже надо уметь разбираться.

— Ты куда, Борис?

— В лес. Погуляю немного.

— Можно мне с тобой?

— Зачем?

— Чтобы быть с тобой.

— Не надо. Я ведь не пить иду. В лесу кабаков нету.

— Значит, я так и буду сидеть здесь одна?

— Наши сейчас вернутся.

Борис не успел выйти на дорогу к лесу, как подъехал Матеуш.

— Ты куда?

— Никуда. А вы как в цирке — вчетвером на одном мотоцикле.

— Вот видишь.

Калина, здороваясь с Борисом, не позволила поцеловать руку.

— Не надо, Борис. — Увидев Здисю, она смутилась и не сумела этого скрыть. — Ой, сегодня воскресенье, а я так одета.

— Ну и что же? — возразила Здися. — Все равно вид у вас отличный. И, как всегда, юный.

— Не смейтесь надо мной.

Калина была похожа на молодую цыганку, пряди черных волос, выбившись из-под платка, спадали на лоб и щеки. Она держалась чрезвычайно церемонно, изображая не то гостью, не то хозяйку.

— Не угодно ли пройти в дом?

— Не угодно, — рассмеялся Борис, снова повеселев. — Нам и здесь хорошо, на свежем воздухе.

— Тогда я вас пока оставлю. — Калина пошла, или вернее побежала, к крыльцу. Она была легкая, изящная и своими грациозными, плавными движениями напоминала балерину.

— Породистая девка, — сказала Здися, когда Матеуш пошел колоть дрова и они остались одни, — что-то в ней есть такое…

— Породистая, — согласился Борис.