Калейдоскоп - [4]
Михайлов разложил перед собой вещи, обнаруженные у мертвого. Ключи накладного замка (от квартиры?), три автобусных билета. По ним не установишь, какого они срока давности, где куплены, где прокомпостированы. Они не скажут, на какой остановке сел их владелец в автобус, где встал. Их, наверное, можно было даже не брать. Какой с них толк? А этот обрывок бумажки? На нем мелким корявым почерком написаны какие-то слова. Михайлов включил настольную лампу и ближе поднес клочок к свету.
«… сейчас увижу
Твой желан…»
Это стихи? По крайней мере, записаны как стихи — в столбик. Но почему огрызок? А если предположить, что этот мужчина входит в сквер, садиться на скамью. На него накатывает лирическое настроение, и он начинает на обрывке какой-то бумажки писать стихи. Чудаков хватает. Но… Стоп! А почему на обрывке? И как он писал? Обрывая фразы? Много так напишешь?
«Сейчас увижу
Твой желан…»
А если он написал, потом вдруг, прочитав и поняв всю нелепицу написанного, порвал тот клочок на мелкие кусочки, один из которых случайно затесался среди автобусных билетов, остальные же он выбросил за ненадобностью? Но если выбросил, зачем тогда писал?
Михайлов задумался. В задумчивости забарабанил пальцами по столу.
Зачем вообще человек пишет? Марает бумагу, скрипит по ночам стулом, мешая спать своим близким, расходует почем зря электричество. А еще хуже — покупает в комиссионке какую-нибудь отжившую свой век «Москву» или «Ортех» и начинает строчить свои опусы, лупя двумя пальцами по клавишам день и ночь, день и ночь, каждую свободную минуту, каждый миг вырывая у супруги и детей с боем, — зачем? Что заставляет этих помешанных графоманов переводить тонны бумаги и ведра чернил, портить свое здоровье и чужие нервы? Что заставляет их страдать и жить на бумаге, а не в действительности? Страсть? Глупость? Жажда славы или болезненная мнительность? Михайлов этого не знал, хотя понимал, что значит жить работой, любимой работой, от которой получаешь и удовольствие, и радость, и удовлетворение. Может, у тех, кто тратит свой досуг на разные разности, нет такой всепоглощающей их работы, нет настоящей жизни, вот они и выдумывают что-то, убегают от всего, что их окружает, кто в стихотворство, кто в музыку, кто в коллекционирование или изобретательство — что еще остается? Не всем ведь дано быть Дон Жуанами, не все решаются открыть Америку, не в каждом сидит авантюрист или бесшабашный искатель приключений. Наш знакомый, выходит, жил рифмоплетством.
«Нет, все-таки придется еще раз наведаться на место происшествия. Быть может, поблизости отыщутся еще какие-нибудь обрывки?» — подумал Михайлов, сгребая все вещи в кучу.
В распахнувшемся отворе двери появилась сияющая физиономия Галатопова. Михайлов глянул на нее и сам не смог сдержать улыбки.
— Знаешь, Галатопов, кого ты мне напоминаешь?
— Кого, Николай Николаевич?
— Иностранца. Те и с причиной и без причины, везде и всюду давят лыбу. Нам это так дико. У нас, если бы не знали, что это иностранец, давно бы приняли за Иванушку-дурачка.
— Но я стараюсь, товарищ капитан, правда стараюсь не походить на иностранца, но у меня не получается быть серьезным. Вот как вы. Всегда такой сосредоточенный, такой задумчивый, прямо Цицерон какой-то или Сократ, — продолжая улыбаться проговорил Галатопов.
— Да иди ты к такой матери, Галатопов, — вспыхнул Михайлов, — с тобой и пошутить нельзя. Принес калейдоскоп?
— Да, вот, — протянул Галатопов Михайлову игрушку, завернутую в полиэтилен. — Можете лапать. Ваши отпечатки я снимать не буду. Обещаю.
Михайлов взял у Галатопова кулек с калейдоскопом и положил его перед собой на стол.
— Хорошо, — сказал, посмотрев на него. — Когда будут готовы фотографии?
Галатопов вскинул глаза кверху, поискал там ответ, потом сказал Михайлову:
— Ну, где-то во второй половине. У меня еще с ночного происше…
Михайлов резко оборвал его:
— В десять принесешь. Три часа достаточно, чтобы проявить пленку и напечатать снимки.
— Но ведь я с ночи, товарищ капитан. Сейчас будет Синявин, он и наштампует.
— Но пленку-то ты можешь проявить, лентяюга?
— Проявлю.
— И скажи Синявину, чтобы сделал пару фотографий потерпевшего для телевидения и в газету. Нет, в газету, пожалуй, не надо. Хватит и телевидения. Прокрутят раза три-четыре — достаточно. Впрочем, одну фотокарточку можно отправить в соседний город — их телевидение охватывает километров сорок в округе.
— Я передам, — сказал Галатопов и быстро выскочил из кабинета.
Михайлов вытащил из кулька калейдоскоп. Обыкновенная игрушка. Сантиметров тридцать пять — сорок в длину, желтые пластмассовые колпаки, в один из которых врезан глазок, картонный остов с лубочными картинками по поверхности — обыкновенный малопримечательный калейдоскоп. Там гудят задорно струны гуслей, — это молодой гусляр в красной на выпуск льняной рубахе собрал на ярмарке досужий народ. Рядом с ним звенят бубенцы и заливается дудка. Задорная, бойкая «Камаринская». Она завела не одного. Веселят гусли, подзадоривает рожок из коровьего рога. Весело барышне в ситцевой яркой блузке и алом платке, весело девке-молодке в длинном бордовом сарафане Любо глядеть на молодых и седовласому старцу — он уже еле держится на ногах, опирается на кривую клюку, а кажется, что и сам готов сорваться в пляс, да удерживает его здоровье немощное и баба ухмыляющаяся, схватившая его за пояс сзади. Но вовсю разошелся плясун, присел на одну ногу, выставил другую — вот-вот закружит на полусогнутой возле девицы-лебедя, взмахнувшей перед ним подолом своего передника. Сколько света, сколько радости, сколько счастья на этих мастерски выписанных лицах! Нет, немного ошибся Михайлов: не такой уж он и заурядный этот калейдоскоп — уж больно профессиональная работа. Вроде как и не репродукция. Будто старина какая-то. Может, этот калейдоскоп имеет определенную ценность? На рисунок взглянешь — глаз оторвать невозможно, однако пластмассовые колпаки говорят о том, что игрушка не может быть древней. Подделка?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Август 1998 года. Пятеро молодых ребят отправляются подзаработать в Карелию… В сокращенном варианте повесть впервые была опубликована в русском литературном журнале «На любителя» (Атланта, США)в 2010 году. Издана в Иваново в 2012 г.
Новостные каналы получают ссылку на сайт «Суд Народа». На прямой трансляции прикованный к стулу педофил. Через 72 часа народное голосование решит его участь. Чиновники требуют прекратить беспредел, ведь право на суд есть только у власти. В ходе расследования Елена Петелина выясняет, что накануне педофил похитил девочку. Только он знает, где она находится. Время на таймере неумолимо тает. Люди ждут справедливого возмездия. Но если педофила казнят, похищенная девочка не выживет.
Подозрение в убийстве еврейского священника на заднем дворе синагоги падает на ярого местного антисемита, который не раз угрожал ребе. Но после убийства главного подозреваемого установление истинных мотивов и личности преступника становятся делом случая.
Два убийства, схожих до мелочей. Одно совершено в Москве в 2005 году, другое — в Санкт-Петербурге в 1879-ом. Первое окружено ореолом мистики, о втором есть два взаимоисключающих письменных свидетельства: записки начальника петербургской сыскной полиции, легендарного И. Д. Путилина и повесть «Заговор литераторов» известного историка и богослова. Расследование требует погружения, с одной стороны, в тайны мистических учений, а с другой, в не менее захватывающие династические тайны Российской империи. Сможет ли разобраться во всем этом оперуполномоченный МУРа майор Северин? Сможет ли он переиграть своих противников — всемогущего олигарха и знаменитого мага, ясновидца и воскресителя? Так ли уж похожи эти два убийства? И что такое — древо жизни?
Карьера нью-йоркского детектива Саймона Зиля и его бывшего напарника капитана Деклана Малвани пошла в абсолютно разных направлениях после трагической гибели невесты Зиля во время крушения парохода «Генерал Слокам» в 1904 году.Хотя обоих мужчин ждало большое будущее, но Зиль переехал в Добсон — маленький городок к северу от Нью-Йорка — чтобы забыть о трагедии, а Малвани закопал себя ещё глубже — согласился возглавить участок в самом бандитском районе города.В распоряжении Малвани находится множество детективов и неограниченные ресурсы, но когда происходит очередное преступление при загадочных обстоятельствах, Деклан начинает искать того, кому может полностью доверять.На сцене Бродвея найдена хористка, одетая в наряд ведущей примы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Игорь Соколовский понял, что обычные законы ему не помогут. Его враг силен и коварен. И он переступает через законы общества, законы морали. И что остается простому оперу Соколовскому, который потерял, кажется, уже все. У него остались только память и любовь. А еще друзья. И с этим оружием он решил идти до конца, чтобы разрубить запутанный узел лжи и предательства. Но как не разорваться на части между двумя женщинами, как бороться со страхом потерять любимую, как защитить близких ему людей и выжить самому? А ведь это так трудно, когда ты сам уже умирал, когда смотрел в глаза мертвым и знал, что они тоже лгут тебе.