Михайлова не покидало ощущение, что предыдущие два случая каким-то образом связаны друг с другом. Может быть, это только ощущение? На чем оно основано? Все умершие лежали с открытыми глазами, в которых застыло блаженство. Так показалось ему. У всех троих на лице была одинаково застывшая улыбка. Так, как будто они увидели одно и то же, до такого состояния взволновавшее их. Опять-таки, так казалось только Михайлову. Остальные могли только констатировать: третий случай за месяц. Какая-то неизвестная нам форма вируса? Инфекция, которая начала распространяться? Сомнительно. Однако все равно стоит проверить, чем болели в последнее время все трое, умершие таким образом. Ни пулевых отверстий, ни ножевых ран, ничего, свидетельствующего о насильственной смерти на теле жертв обнаружено не было. Не знал бы Михайлов о предыдущих случаях, может быть, не задумываясь, списал бы и эту смерть на естественную, но что-то не давало ему это сделать. Что-то неясное, тревожащее его так, будто он соприкоснулся с какой-то тайной.
К Михайлову стали один за другим подходить оперативники. Они уже опросили всех, кто оказался поблизости, осмотрели место происшествия, сфотографировали его и составили протокол осмотра. Можно было ехать домой, в горотдел, но Михайлову сообщили по рации из дежурной части, чтобы он никуда пока не уезжал, а дождался представителя прокуратуры. Михайлов пытался втолковать дежурному, что прокуратуре тут делать нечего, так как такие дела они давно спихнули на них, но дежурный не хотел его и слушать: ему, мол, передал Маралов. Делать нечего, пришлось ждать. Ребята забрались в «уазик» — там теплее, Михайлов же еще крутился вокруг скамейки с трупом, вновь и вновь перебирая в голове и сличая это и предыдущие происшествия.
Через минут пятнадцать, к вящей радости всех, появился, наконец, и представитель прокуратуры: щуплый невысокий паренек лет, наверное, двадцати пяти. Непривычно было видеть молодое поколение в рядах такой серьезной и представительной службы, но, видно, молодежь набирают и там, и там им приходится начинать все сначала, когда прислушиваясь к опытным следователям, а когда и надменно их отвергая. Сегодня этот едва оперившийся следователь прокуратуры даже почти и не слушал Михайлова. Узнав о том, что Михайлов не находит здесь следов преступления, он даже не стал смотреть на труп, а сразу же заторопился, как будто день уже заканчивался, и, бросив напоследок Михайлову короткое: «Хорошо, продолжайте», — сел в свою машину и исчез из виду так же быстро, как и появился.
— Во прокуратура дает, — восхитился Костиков, тоже молодой безусый младший лейтенант из опергруппы.
— А ты, чтобы не умничал, — сказал ему Михайлов, — обеспечишь доставку потерпевшего в морг. Выбирайся.
Костиков скис:
— За что, товарищ капитан?
— И дождешься там медэкспертов, скажешь, чтобы этого осмотрели в первую очередь. Слышал: в первую очередь!
Костиков тяжело вздохнул. Хорошо, когда рядом есть родственники: на них всегда можно перекинуть эту дурную обязанность. Но где они, эти родственнички околачиваются сейчас?
Костиков выбрался из дежурной машины. Михайлов сел на переднее сиденье.
— В морге не задерживайся. Ты же знаешь Маралова: сразу потребует результаты вскрытия. Ну что ж, поехали, — сказал он водителю и захлопнул за собой дверцу. «Уазик» тихо тронулся, оставляя позади уныло согбенную фигуру Костикова.
Уже через двадцать минут Галатопов сообщил Михайлову по телефону, что на калейдоскопе обнаружены отпечатки пальцев покойника. Михайлов, однако, радости не почувствовал. Ну и что, что по всей поверхности цилиндра местами размыто, местами отчетливо выявились отпечатки пальцев трупа? Это только доказывает, что умерший накануне своей смерти совал свой глаз в стеклянный глазок. И ничего. Ничего более. И все же Михайлов, помня о натуре Галатопова, похвалил его и попросил, если ему уже она не нужна, принести ту игрушку в его кабинет. Галатопов сказал, что сейчас поднимется к нему. Михайлов уставился в окно. С чего начать? Личность потерпевшего не установлена, улик практически никаких не обнаружено, — полный мрак. Михайлов знал, что пока так обстоят дела, Маралов не потребует у него закрытия и, следовательно, у него в запасе есть еще дня три-четыре, пока не установят личность умершего. За это время можно и весь клубок распутать. Но все-таки — с чего начинать?
Михайлов достал из бокового кармана свою записную книжицу в черной коленкоровой обложке. Эта книжица выручала его не один раз, и поэтому он многое ей доверял, даже больше, чем своим друзьям и знакомым. Сейчас надо внести пометки по данному случаю. Михайлов открыл чистую страницу и стал писать: «19 сентября. Центральный сквер. Труп».
Михайлов еще раз перебрал в уме все, что было в карманах умершего и поблизости от него. Ни один из предметов не наводил на мысль об убийстве. Даже деньги из кошелька не украдены. Почему он так вцепился в это дело? Разве ему мало нераскрытых, куда более любопытных дел? Почему он еще в чем-то сомневается, что-то думает? Выписал бы постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи со смертью, — и Бог и ним. Что его сдерживает?