Калевала - [48]

— Кто распластает щуку? — спросил Вяйнемёйнен сидящих в лодке. — Кто разрежет на части рыбью голову, чтобы добыть щучьи щечки?

— У ловца руки всех умелей, — ответили с лодки молодцы и девицы, — лучше его никто не сумеет.

Вынес вещий старец добычу на берег, снял с пояса нож из холодной стали и, распластав щуку на части, разобрал по костям голову и вырезал щучьи щечки. Велел он девам сварить огромную рыбу, чтобы смогли сполна насытиться отважные охотники за Сампо. Все исполнили девы, и все насытились на славу — остались после обильного пира на камнях лишь рыбьи кости. Посмотрел на них Вяйнемёйнен, покрутил в руках и спросил Ильмаринена:

— Что могло бы выйти из зубов и широких щучьих челюстей, если бросить их в горнило искусного мастера?

— Ничего не выйдет из этих бесполезных костей даже у искусного мужа, — ответил Ильмаринен.

— Может, пожалуй, выйти из них кантеле, — возразил Вяйнемёйнен, — услада слуха, звонкий многострунный короб.

Раз не взялся мастер Ильмаринен за дело, принялся мудрый песнопевец сам скреплять рыбьи кости, чтобы изготовить дивное кантеле — вещь на вечную усладу людям. Из чего вышел короб кантеле? Из черепа и широких челюстей могучей щуки. Откуда взялись для кантеле колки? Из зубов огромной рыбы. Что пошло на струны кантеле? Конский волос от жеребца Хийси.

Вскоре изготовил Вяйнемёйнен многострунный короб из щучьих костей и призвал на берег людей из окрестных селений, чтобы показать им певучее диво. Много собралось народа посмотреть на кантеле и послушать его игру: пришли старухи и девицы, молодцы и женатые мужи, старики и босоногие малютки — все хотели подивиться на небывалое чудо. Отдал Вяйнемёйнен кантеле первому, кто явился, и пошло оно из рук в руки: юные и старые, девицы и замужние клали пальцы на щучий короб, но не закипало веселье, не давали отрады струны — лишь рокотали грубо и издавали глухие стенания.

— Негодный вы народ! — воскликнул веселый Лемминкяйнен. — Не способны вы играть и извлекать сладкие звуки! Несите-ка сюда кантеле и поставьте мне на колени, под мои десять пальцев!

Дали в руки Лемминкяйнену кантеле, повертел он его так и сяк и, поставив перед собой, положил пальцы на струны. Но по-прежнему лишь рокотал и безрадостно стонал короб, и тогда воскликнул слепец, что был в толпе средь народа:

— Прекратите издавать несносные звуки! Уже трещит от них голова и в ушах продуты щели! Раз игра столь многих финнов не дала слуху отрады, то бросьте вы это кантеле в омут или верните тому, кто его создал!

Но, услышав эти речи, тотчас ответили струны кантеле:

— Мне не любо в воду падать,

Не манят меня глубины —

Пусть меня возьмет создатель,

Пусть рукой искусной тронет!

Осторожно подняли люди поющий многострунный короб и положили его на колени мастеру, под искусные руки, создавшие это чудо.

38. Вяйнемёйнен поет и играет на кантеле

Поднялся Вяйнемёйнен на серебряную скалу отрады, сел на золотой песенный камень, взял кантеле и, смочив два больших пальца слюною, сказал:

— Сходитесь ко мне все, кто не слышал еще усладу вечных рун под напев кантеле!

И запел многострунный короб под руками Вяйнё, поплыли сладкие звуки из-под пальцев старца, и сплелись песня с песней под звон радостных струн, тон которым дали щучьи зубы. Из лесов, заслыша дивные звуки, сошлись внять песне звери: прискакали, прыгая с ветки на ветку, белки, прибежали горностаи, вышел к скале лось, не утерпели рыси, проснулся на болоте волк, и даже медведь поднялся из сосновой чащи и вскарабкался у скалы на ель, чтобы послушать песни Вяйнемёйнена и подивиться ликованию кантеле. Вслед за ними и седой Тапио, хозяин Метсолы, со своим лесным народом поднялся на гору, чтобы услышать дивную игру, а хозяйка Миэликки надела синие чулки с красными подвязками и присела на широкий трутовик у вершины березы, откуда слышны были игра и песни Вяйнемёйнена.

На чарующие звуки прилетели к скале небесные птицы: присел на камень орел, оставивший птенцов ради искусства героя, спустился из-за туч быстрый ястреб, прилетели с болота утки, снялась с озера стая лебедей, и сотни зябликов, чижей и жаворонков взвились над вещим старцем. Даже дочь луны и прекрасная дочь солнца, ткавшие на облаке серебряные и золотые ткани, выпустили из рук челноки и не заметили, как оборвались драгоценные нити, только услышали дивные звуки многострунного кантеле.

И в водах не осталось такой рыбы, которая не устремилась бы предаться восторгу песни и ликованию струн: высунули из рек нескладные морды щуки, добрались до рифов семги, поднялись из глубин сиги и красноглазые окуни, стаей приплыла серебристая корюшка и затихла в камышах, чтобы послушать напевы Вяйнемёйнена. На морском цветке, с бородой из зеленых трав, поднялся из пучины Ахто — никогда не слышал он такой игры и столь дивных песен. Собрались на прибрежье и дочки его русалки — расчесывали волосы золотыми гребнями, да, как услышали чудные напевы, уронили гребни в волны. Даже Велламо — морская царица в платье из подводных трав — пробралась в тростники, чтобы послушать вечные руны, да, облокотившись о камни, сладко задремала от чудных звуков.

Три дня играл Вяйнемёйнен, и не осталось никого из тех, кто слышал звуки кантеле, чье сердце не тронула бы песня и кто не уронил бы, умилясь, светлую слезу. Плакали юноши и старцы, плакали мужи и герои, плакали холостые и женатые, рыдали длиннокосые девицы и жены — так чудесны были напевы вещего Вяйнё. Плакал и сам рунопевец: больше брусники, крупнее горошины бежали из очей его слезы. По щекам катились они на бороду и крепкую грудь — дальше по коленам струились на землю и падали со скалы крупными каплями в глубины вод.