Калевала - [46]

— Ничего, — ответил мудрый Вяйнемёйнен, — возьмем мы большой корабль, чтобы было куда погрузить Сампо, а там похитим его из недр горы — из-за всех девяти замочков!

— Безопасней нам будет отправиться сушей, — возразил песнопевцу кузнец. — В море может буря разбить лодку, и тогда придется нам грести руками. Нет уж, пусть лучше смерть спешит по волнам!

— По суше путь безопасней, — сказал вещий старец, — но извилистей и дольше. А по равнине вод, с южным ветром в парусе, напрямик бы мы плыли в лодке… Но пусть будет, как ты хочешь — поедем кругом по прибрежью. Только попрошу я тебя, Ильмаринен, выковать мне сначала огневой клинок, чтобы разогнал я им народ Похьолы, рассеял врагов, если не отдадут нам добром Сампо, — не должно мне быть безоружным в суровой Сариоле, в стылых ее деревнях.

Отправился Ильмаринен, великий кузнец, к своему горну, бросил на огонь железо, кинул одну пригоршню золота, а другую — серебра и велел рабам раздувать пламя. Взялись рабы за мехи, и вскоре стало в горниле железо как тесто, серебро как вода и сияющей волной заструилось золото. Явился в мыслях мастера дивный меч с золотой рукояткой — вынул он из пламени металл и, положив на наковальню, принялся стучать веселым молотом, выковывая для Вяйнемёйнена клинок, какой ему хотелось. Вскоре заглянул песнопевец в кузницу посмотреть на меч, взял его в руки, и пришелся огневой клинок как раз по нему — да и украсил кузнец на славу оружие мужа: на острие клинка сияет месяц, посередине светит солнце, а на рукояти рассыпаны звезды. Искусно украсил Ильмаринен и ножны: внизу ржет жеребчик, наверху выгнул спину котенок, а посередине лает собака.

Выйдя из кузницы, стал Вяйнемёйнен рубить мечом железный утес и отсекать от него глыбы.

— Клинком этим, — воскликнул радостно богатырский старец, — мог бы я расколоть твердые горы и рассечь на части скалы!

Изготовив оружие Вяйнемёйнену, выковал Ильмаринен и себе достойную броню — для защиты от бед и чтобы крепче стоять в битве. Надел он железную рубашку, застегнул на бедрах стальной пояс, а тут уже и рунопевец подвел к кузнице желтогривых скакунов. Оседлали герои статных боевых коней и поскакали по берегу. Но недалеко они отъехали, как услышали с пристани на взморье плач и стоны.

— Похоже, это девица рыдает, — сказал мудрый Вяйнемёйнен. — Давай-ка узнаем, в чем дело?

Подъехали герои ближе и увидели: то не девица рыдает у моря, а плачет и стонет печально большая крепкая лодка.

— Что плачешь ты, дощатая? — направив коня с пшеничной гривой к борту лодки, спросил Вяйнемёйнен. — Или грубо ты сработана? Или тяжелы твои ключины?

— Хочу я сойти в море со смоленых катков, как девушка хочет из дома уйти к милому мужу, — ответила лодка. — Оттого я и горюю, оттого и плачу, чтобы скорее спустили меня на воду. Строили меня лодкою военной, должно мне было стать кораблем для битвы и возить на дне сокровища, а на войне ни разу мне бывать не довелось и не пришлось за добычей плавать! Другие лодки, пусть они меня и хуже, не раз уже бывали в битве и привозили на дне богатства, а я, хоть из отличных досок сделана и обита для крепости медью, гнию здесь на катках, и руль мой видит лишь земляных червей, мачта служит для птиц гнездилищем, а по дну, вместо добычи, прыгают лягушки! Уж лучше б осталась я горной елью и стройной сосною: сейчас скакала бы по мне белка и играл у корней озорной пес!

— Не плачь, дощатая! — успокоил лодку вещий старец. — Скоро уже отправишься ты на битву. Скажи мне только: искусно ли ты сработана? Сможешь ли сама сойти с катков в море, чтобы ни рукой, ни плечом тебя никто и не тронул?

— Не может мой обширный род ходить, не могут челны, мои братья, плавать, пока не спустят их на воду, пока руками не сдвинут с места, — ответила лодка.

— А если столкну тебя в воду, побежишь ли ты без весел, без рулевого у кормила и без ветра в парусах?

— Нет, — ответила Вяйнемёйнену лодка, — никто из моего рода не побежит по водам, если не будет гребцов за веслами, если праздным останется руль и не надуют ветры парус.

Обрадовался мудрый старец, что нет в лодке пустого бахвальства, и спросил напоследок:

— А поплывешь ли ты с гребцами на веслах, с кормчим у руля и с надутым парусом?

— Весь род мой мчится по морю, — сказала лодка, — если крепко держат руки весла, если правит кормчий рулем и если туго надут ветром парус!

Слез Вяйнемёйнен с лошади и пением спустил чудно изогнутый челн с катков на воду. Тихонько продолжил мудрый старец напевать свои чаровные руны, и появились в лодке на скамьях сильные молодцы, девушки в оловянных колечках и старые седые мужи. Больше сотни человек поместил Вяйнемёйнен в лодку, но ничуть она не осела и легки остались ее обводы. Сам вещий певец сел на корму у руля и велел челну в напутствие как пузырьку бежать по волнам, как лилии скользить по течению.

Взялись за весла старики, и хоть гребли усердно, но медленно убывал путь. Тогда посадил Вяйнемёйнен к веслам девушек, и принялись они прилежно за дело, но все равно еле-еле плыла по равнине моря лодка. Сели грести за девицами молодцы, сильно взялись за весла, но и у них не вышло разогнать челн на славу. Тут уж Ильмаринен сам вызвался грести — и побежала лодка, жадно поедая путь, лишь качались на ней скамейки, стонали рябиновые весла, лебедем пел нос да гоготали уключины. Вяйнемёйнен же, сидя на красной корме, направлял лодку крепким рулем.