Каков есть мужчина - [69]

Она смеется:

– Молода?

– Сколько вам?

Ей двадцать девять.

– Я бы дал двадцать пять.

– Ах, – говорит она, явно польщенная.

Он улыбается.

– А вам сколько?

– Мне сорок четыре.

– И когда вы начали верить в судьбу?

– Не знаю, – говорит он.

Ему очень нравится разговаривать с ней – в ней есть особая свежесть и прямота, – и он пытается придумать, что бы еще сказать, что-то настоящее. И произносит:

– Однажды утром я проснулся и понял, что уже поздно что-то менять. То есть по большому счету.

– Я не думаю, что когда-нибудь поздно что-то менять, – говорит она.

Он просто улыбается. И думает: «Вот такая штука с судьбой, ты только тогда понимаешь, что это судьба, когда уже поздно что-то с этим делать. Поэтому это и есть твоя судьба – просто уже поздно что-то с этим делать».

– Значит, это что-то, существующее только в ретроспективе?

– Полагаю, да.

– Тогда на самом деле этого не существует?

– Разве это следует из моей фразы? Я не знаю, – пожимает плечами он. – Я не философ.

– А вы счастливы? – спрашивает она, выдавливая кетчуп на последний ломтик пиццы.

– Да, думаю, счастлив. Смотря что иметь в виду. У меня нет всего, чего бы я хотел.

– Это ваше определение счастья?

– А ваше? – И, не дожидаясь ответа, добавляет: – У меня нет определения счастья. Зачем оно?

– Вы должны знать, счастливы вы или нет.

– Я не несчастлив, – говорит он и сразу задумывается, так ли это.

– Это не одно и то же.

– А вы? – спрашивает он. – Вы счастливы?

– Нет, – сразу отвечает она. – То есть моя жизнь идет не так, как я хочу.

Он думает, не спросить ли ее, как ей хочется, чтобы шла ее жизнь, что бы это ни значило. Но решает, отпив глоток воды, не спрашивать.

Они говорят о горных лыжах.

После обеда они идут вместе к Les Chalets du Midi Apartments. Аккуратные буковые изгороди, обрамляющие аккуратные улочки деревни, уже тронуты осенним румянцем.

– Вот теперь я примусь за свое дело, – говорит он.

– А мне теперь хочется это увидеть.

Он смеется.

Его вдруг охватывает странное чувство при мысли о том, что он познакомился с ней только вчера.

В долине жара. В небе ни облачка.

Он показал клиентам квартиры, и они сидят на террасе бара «Самоен» на главной площади. И вот он «делает свое дело».

На тротуаре пластиковые столы и стулья, и он следит за тем, как официантка составляет вместе два стола для их вечеринки. Затем он принимает у всех заказы.

Полетт, как он отмечает, сидит рядом с ним. Он улыбается ей:

– Порядок?

Она кивает.

И он снова возвращается к своему делу.

– Так вот, то дерево, – говорит он, выдавая с авторитетным видом сомнительный факт, который узнал только недавно, – является одним из самых старых во всей Франции. Ему, я думаю, около семисот лет.

Все поворачиваются к дереву.

Его мощный ствол два метра шириной. Сверху, на больших ветвях, поросших мхом, листва местами порыжела.

– А что это за дерево? – спрашивает кто-то.

– Липа, я думаю? – Джеймс поворачивается к Полетт.

– Да, это липа, – подтверждает она. – Она посажена знаменитым герцогом Савойским.

– Герцогом Савойским, – повторяет Джеймс. – Вся эта деревня просто полнится историей. Люблю я это место.

Кто-то вышел из-за стола и, подойдя к дереву, читает табличку.

– Тысяча четыреста тридцать восьмой! – кричит этот педант, коротышка средних лет, тыча в табличку.

Он крайне предусмотрительно одет в водоотталкивающий костюм, который сильно шуршит при движении, и прогулочные туфли с пористыми ремешками.

– Так что получается меньше шести сотен лет, – заявляет он, занимая свое место, рядом со своей не менее предусмотрительной женой.

– Ну, сущий саженец, – произносит Джеймс, под смех остальных.

Приносят напитки.

– Однако, – не унимается тип, – я не могу поверить, что это дерево – одно из старейших во Франции. Меньше шести сотен лет?

Джеймс решает игнорировать его. Он помогает официантке расставлять напитки.

– Есть же оливковое дерево, – разъясняет педант остальным, – которому, вроде бы, две тысячи лет…

Они пенсионеры, этот педант и его жена. Джеймс догадывается, что они могут подумывать перебраться сюда насовсем. Продать свою квартирку в Стоук-Ньюингтоне и получить взамен пентхаус в «Les Chalets du Midi Apartments». Они говорят на французском так же, как Дьюти-Фри – Джеймс слышал, как миссис Педант осведомилась насчет сортира – не столько с английским акцентом, как именно по-английски. Они говорят на французском по-английски. Как и Дьюти-Фри, в манере старой школы.

Джеймс передает педанту светлый альпийский лагер.

– Merci, – говорит педант, – monsieur[53].

– Где еще вы смотрели квартиры? – интересуется Джеймс.

– О, повсюду, правда, – отвечает мужчина, отхлебнув пива и навесив себе пенные усы. – Мы просто как бы разъезжаем по окрестностям. Ну, понимаете.

К Джеймсу обращается Арно (француз, живущий в Лондоне и приехавший сюда со своим партнером, Маркусом):

– А что вы нам скажете о горных лыжах?

– Они здесь великолепны, – говорит Джеймс.

– Вы катались? – спрашивает Арно.

После мимолетной заминки Джеймс отвечает:

– Лично я не катался, нет. В этой области у нас эксперт Полетт. Она вам все об этом расскажет. То есть я не стану вас заверять, будто это второй Вербье[54] или что-то такое. Но здесь достаточно серьезное место. То есть, если брать весь э… Массив. Это ведь около двухсот пятидесяти километров лыжных трасс. Один билет на все. И потом Флен, там высота доходит до… двух восьмисот, двух девятисот?