Каков есть мужчина - [19]

– Здрасьте снова.

Он поднимает глаза.

Это та самая толстуха из столовой, с которой он общался прошлым вечером в очереди к микроволновке. Она вместе со своей еще более объемной дочерью плывет по бирюзовому мелководью в его направлении – и что странно, обе они в платьях, простых платьях на бретельках, влажно льнущих к их пышным формам и колышущихся на воде.

– Здрасьте снова, – повторяет мать, подплывая к табурету рядом с Бернаром.

Ее лицо, плечи и необъятная грудь загорели, тонкое мокрое платье облепляет колоссальную фигуру.

– Здрасьте, – говорит Бернар.

Дочь тем временем медленно, но верно подплывает к соседнему табурету. Похоже, она меньше доверяет солнцу, чем ее мать, – повсюду на ее коже заметна сальная бледность. Только лицо у нее очень загорело.

– Здрасьте, – говорит ей Бернар учтиво.

Его охватывает любопытство – с примесью изумления и жалости, – сможет ли она усесться на табурет. Конечно же нет.

Однако каким-то образом ей это удается.

Ее мать спрашивает:

– Неплохо тут это, а?

Все еще продолжая смотреть на дочь, Бернар отвечает:

– Хорошо, ага.

– Лучше, чем мы ожидали, должна сказать.

– Хорошо, – снова говорит Бернар.

Когда женщинам приносят заказанный сидр «Магнерс» в запотевших высоких стаканчиках, старшая интересуется:

– Ну а что вы думаете об отеле «Посейдон»?

Судя по ее интонации, сама она о нем невысокого мнения.

– Ничего так, – отвечает Бернар.

– Вы действительно так думаете?

– Ну да, ничего, – говорит он. – Может, там и есть недостатки…

Женщина смеется:

– Это вы верно подметили.

– Ну да, – говорит Бернар. – Мой душ, к примеру.

– Ваш душ? А что с вашим душем?

Бернар объясняет, что с его душем, и добавляет: этим утром улыбчивый человечек снова попросил не пользоваться им, но пообещал завтра все уладить.

Женщина поворачивается к дочери:

– Знакомая история, однако. Не так ли? Да?

Дочь, которая пьет сидр через соломинку, молча кивает.

– У нас что-то такое постоянно, – говорит Бернару мать. – Как с этими полотенцами.

– С полотенцами?

– Как-то утром пропали полотенца, – рассказывает она. – Пока мы были внизу, они просто исчезли. Правильно я говорю?

Вопрос обращен к дочери, которая снова кивает.

– И после этого, – продолжает мать, – когда мы просим у них новые, они говорят нам, что мы их, наверно, украли. И говорят, платите сорок евро за новые, а то не вернут паспорта.

Бернар что-то сочувственно бормочет.

У него полный рот пива. И он по-прежнему заворожен телесами дочери – необъятными валиками жира на талии, руками-подушками, с ямочками на месте локтей, несоразмерно маленькой головой…

Теперь ее мать говорит о чем-то другом, о болгарах в соседнем номере:

– Не давали нам спать полночи. Кричали и бог знает что вытворяли. Стены как бумага, нам все было слышно – то есть вообще все. Мы прозвали их вульгарные болгары, верно? – Вопрос обращен к дочери. – Знаете, за чем мы их застали? Они воровали еду из столовой.

Бернар смеется.

– На что уж им сдалась эта еда, не знаю. Она ужасная. Ну, вы сами это поняли вчера. Вы их спрашиваете, есть ли у них рыба – мы все-таки у моря, так или нет? – а они приносят консервы с тунцом. Невероятно! А мухи, особенно за обедом… Ничего подобного еще не видела. Так жить невозможно. Нас обеих понос замучил на прошлой неделе.

Бернар, не желая вникать в такие подробности, снова переносится мыслями к Ивете – к ее худым загорелым ляжкам, ее красивым ножкам в сандалиях со стразами. А толстая англичанка продолжает вещать.

Он теперь уверился, что две толстухи – англичанки.

– В какой-то момент мы решили – ну все, хватит терпеть, будем питаться в другом месте, – говорит старшая. – И, значит, спрашиваем представителя, где тут есть приличное заведение, чтобы поесть, так он назвал нам эту «Афродиту». Знаете это место?

Бернар качает головой.

– Ну вот, пошли мы туда в субботу, – продолжает она, – и после того, как я заплатила больше пятидесяти евро за еду и напитки и пошла в туалет, с меня стали требовать еще евро за вход. Меня это вообще не порадовало, и я сказала, что я их клиент. А работница в ответ: ей без разницы, все равно плати. Я говорю, не стану платить и хочу пройти в туалет, так она не пускает. То есть физически проходу не дает. Не пустила. Я сказала, позовите управляющего, и примерно через пятнадцать минут он появляется, говорит, его зовут Ник. И когда я ему объяснила, в чем дело, он просто рассмеялся, рассмеялся мне в лицо. Тогда… Тогда я так разозлилась! Он смеялся мне в лицо. Только представьте. Не подходите близко к этой «Афродите».

– Хорошо, – произносит Бернар.

– Кипр мы любим, – говорит она, поерзав на табурете. – Каждый год тут бываем. Верно? Я Сандра, кстати. А это Чармиан.

– Бернар, – представляется Бернар.

Так они сидят и выпивают два часа, пока тень от отеля не начинает накрывать их. Они прилично набрались. И тут Бернар, чьи мысли все время витали вокруг Иветы и грядущего вечера, замечает, что ему пора идти.

А женщины заказывают еще пару «Магнерс» – уже четвертую, если не пятую пару – и Сандра говорит:

– Тогда увидимся за ужином.

– Хорошо, – говорит Бернар, шагая вброд через бассейн.

Через несколько минут, когда принимает душ, он уже не помнит о них.