Каков есть мужчина - [108]

Пока ест суп, он пытается разобрать слова песни. Она поет ее уже по второму разу.

– Gennaio nevicato, – поет она, губы ее едва шевелятся.

В январе идет снег.

– Febbraio, mascherato.

Февраль носит маску.

– Marzo, pazzerello.

Март безумен.

– Aprile, ancor più bello.

Апрель еще чудесней.

– Maggio, frutti e fiori. Giugno, vado al mare.

Май, фрукты и цветы. Июнь, идем на море.

– Luglio e Agosto, la scuola non conosco.

Июль и август, школа забыта… Никакой школы.

– Settembre, la vendemmia. Ottobre, con la nebbia.

Сентябрь… э-э… урожай. Октябрь, туманный.

– Novembre, un golf in piú. Dicembre con Gesù.

Ноябрь, еще один джемпер. Декабрь, Иисус.

Закончив петь, она вытирает нос тыльной стороной руки. У нее золотисто-каштановые волосы и бледная кожа. Она замечает, что он смотрит на нее. Глаза у нее зеленоватые.

Он улыбается.

– Милая песенка, – говорит он ей по-итальянски.

– Я выучила ее в школе, – произносит она.

– Правда?

– Да.

– Что ж. – Он, не зная, что еще сказать, добавляет: – Молодчина.

Она пожимает плечами и начинает петь снова, глядя в окно, вероятно, ей больше нечем заняться.

– Gennaio nevicato. Febbraio, mascherato…

Немцы оплачивают счет.

Они уходят, а официант начинает вытирать после них стол.

– Un caffè[81], – говорит ему Тони, когда он проходит мимо с тарелками.

Официант кивает, давая понять, что заказ принят. Его дочка – если она ему дочка – все так же поет.

– Novembre, un golf in più. Dicembre con Gesù.

И тут неожиданно возвращаются немцы, очевидно, крайне возбужденные.

Официант занят с кофемашиной, колотит по ней ладонью.

– Polizei! – выкрикивает немец. – Polizei![82]

Официант продолжает заниматься своим делом. Он только поворачивает голову, а мужчина что-то говорит по-немецки, чего официант, похоже, не понимает.

Немец пробует перейти на английский.

– Пожалуйста, вы должны вызвать полицию, – просит он.

– Вы должны вызвать полицию, – повторяет его жена с безумными глазами.

Официант спрашивает на итальянском:

– Полицию? Зачем?

– Вы должны вызвать их, – говорит немец на английском. – Наша машина… Кто-то сделал…

И он рубит воздух кулаком.

– Кто-то повредил вашу машину? – спрашивает официант на итальянском. И похоже, он ничуть не удивлен.

– Да, да, – говорит немец по-английски. – Вы должны вызвать полицию.

– Хорошо, – кивает официант без особого энтузиазма. – Сейчас вызову полицию.

Но прежде он подает Тони заказанный эспрессо – Тони это приятно, хотя немцев это выводит из себя, особенно женщину, которая поворачивается к двери и демонстративно вздыхает. Официант неспешно возвращается к бару и берет трубку, закрепленную на стене, рядом с календарем, на котором видны фотографии сельскохозяйственной техники.

Тони внезапно посещает мысль, что его машина также под угрозой. И он говорит немцам, нервно топчущимся на месте.

– Можно спросить вас, где вы припарковались?

Немец смотрит на него без признаков понимания. Но затем отвечает, жестикулируя:

– Вон там, рядом с маленьким озером.

– О, – говорит Тони, – я тоже там припарковался.

Немец только пожимает плечами, давая понять, что у него есть дела поважней, чем думать о том, кто где припарковался, и поворачивается к официанту, который что-то говорит по телефону. Тони разобрал слова: «Еще один».

Когда официант вешает трубку, Тони уже стоит перед ним с купюрой в десять евро.

Опасаясь худшего, он выходит из кафе и направляется к озеру, туда, где припарковал машину, и снова чувствует запах собачьего дерьма. То предупреждение о ворах… Не следовало им пренебрегать. Вот показался его «пассат», и он ускоряет шаг. На первый взгляд все в порядке. Да, все в порядке. Неподалеку он видит «опель»-универсал с разбитым стеклом. Бедные немцы. Наверное, приехали на выходные – и вот вляпались. Когда он пытается выехать назад на главную дорогу, ему навстречу движется полиция. Возможно, ему стоило бы остаться и помочь немцам в разговоре с полицейскими, ведь они, похоже, не знают итальянского и им очень повезет, если кто-то из полицейских говорит по-английски. Здесь мало кто знает английский. Даже большинство летних туристов итальянцы. Что ж, разберутся как-нибудь. Он уже на переезде на Страда-статале-309. Нужно повернуть налево – он ждет, пока освободятся обе полосы. Он слышит, как тикает индикатор поворота, а машины все едут с двух сторон. Солнце, уже начиная садиться, светит прямо в глаза, и он опускает щиток. Отдаленные деревья тают в холодном желтоватом сиянии на горизонте. Машины все едут. Он барабанит указательными пальцами по черному пластику руля. Как это глупо. Он подавляет зевок. Слева приближается грузовик. С другой стороны, наконец, чисто. Грузовик еще довольно далеко. Однозначно, он сумеет проехать. Если не будет тянуть. Так не тяни. Давай же. Сейчас.

Глава 3

Amemus eterna et non peritura.

Amemus – будем же любить. Eterna – вечное. Et non peritura – а не преходящее.

Будем же любить то, что вечно, а не преходяще.

Глава 4

Он в незнакомой комнате. Свет тусклый. Как будто вечер или самое раннее утро. Он лежит на кровати, глядя на потолок, очень высокий. Там что-то есть, какой-то светильник. Maggio, frutti e fiori. Giugno, vado al mare… Голова у него тяжелая, туманная. Ottobre, con la nebbia. Он не знает, где он. Откуда-то из-за двери слышит чьи-то шаги, голоса. В двери матовое стекло, и за ним иногда проплывают силуэты, неясные формы, оживляющие на секунду матовую поверхность стекла. Amemus eterna et non peritura.