Каков есть мужчина - [110]

Она надевает пальто. Это длится целую вечность.

– Я загляну завтра.

Она уже открыла дверь, впустив шум из коридора, когда он говорит:

– Джоанна…

Она останавливается в дверном проеме и впервые чувствует, как сильно ей хочется уйти.

– Спасибо.

Она не знает, что ответить.

– Не за что, – говорит она наконец и уходит.

Через час или два – за окном уже темно, свет включен – приходит врач. Очень молодой. Больше тридцати на вид не дашь. Приятной внешности. Спрашивает Тони, как он себя чувствует.

– Хорошо, – отвечает Тони.

– Подташнивает?

– Иногда. Немножко.

– Головные боли?

– Слегка так. Не то чтобы.

Врач говорит, что утром Тони сделают томографию. Если все в порядке – если нет внутреннего кровоизлияния, – он сможет уехать домой завтра, ну или на следующий день.

– Вам очень повезло, – добавляет врач, улыбаясь.

Утром он чувствует себя вполне нормально. И в отличие от вчерашнего утра сразу осознает происходящее. Он в больнице. Теперь он это прекрасно осознает. За этот год он провел в больницах не одну неделю. Он уже пробыл в больнице больше времени за этот год, думает он, чем за всю свою жизнь. И вот он снова в больнице. Он сидит на краю высокой кровати и смотрит на вытертый серый пол. И ведь впереди всего этого будет только больше, разве нет? Больниц. Врачей. Похоже, в жизни у него теперь единственная цель – сопротивляться физическому распаду и смерти, пока хватит сил. Собственно, его жизнь, в положительном значении, как будто уже кончилась. Эта мысль очень давит на него. Amemus eterna et non peritura. Эти слова проплывают через его сознание. Преодолевая боль, он поднимается с кровати, становится на пол бледными ступнями. Два нетвердых шага до раковины. Над раковиной зеркало. Лицо в зеркале ужасает его. Ему никто ничего не сказал.

– Гребаный отстой, – говорит он со злобой.

Он стоит так несколько секунд, держась за раковину, пока не проходит головокружение. Кран какой-то странный – горизонтальный рычаг длиной сантиметров пятнадцать. Он вертит его, пока не начинает течь вода. Наполняет пластиковый стаканчик и подносит к своим рассеченным, перекошенным губам.

Он продолжает смотреть на себя в зеркале. На свое чудовищно расползшееся лицо, частично обритую голову. Весь его карикатурный облик внушает жалость.

И снова эти слова.

Amemus eterna et non peritura.

Помпоза.

Воспоминания о том часе, что он провел там, возникают в его сознании. Этот внезапный наплыв воспоминаний вызывает в нем замешательство. Он шагает по строгим пространствам аббатства. Текст, выбитый на паперти: «Amemus eterna et non peritura». И мысли, которые пришли к нему, пока он ждал своего супа, minestra di fagioli, глядя в окно на тихий зимний день, на голые деревья в зимнем свете.

Так что же вечно?

Ничто, в этом вся проблема. Ничто земное. Сама Земля не вечна. И Солнце не вечно. И звезды в ночном небе тоже не вечны.

Все имеет свой конец.

Абсолютно все.

Теперь мы это знаем.

Глава 6

Джоанна отвозит его домой на машине, предоставленной страховой компанией. Она уже все уладила.

Он стремился поскорее покинуть больницу. Но по пути домой настроение у него неважное. Он уже не знает, к чему он так стремился. Падает легкий снег и сразу тает. Прозрачные снежинки, моментально исчезающие, едва коснутся чего-либо.

Они приезжают домой.

Они заехали в супермаркет в Ардженте и теперь вносят в дом покупки, Джоанна берет самые тяжелые.

– С этим влажным пятном тоже надо что-то делать, – говорит она.

– Да.

– И знаешь, у нас мыши.

– Да.

Они садятся обедать вместе. Так странно, что они здесь вдвоем, в этом доме. Столько лет прошло с тех пор, когда они были здесь вдвоем.

– Я должна лететь завтра, – говорит Джоанна.

– Хорошо.

– Я говорила с Корделией. Она собирается приехать к тебе на какое-то время. Обещает, что неделю сможет выкроить.

Он пытается не показывать, как рад этому.

– В этом на самом деле нет необходимости.

– Я не думаю, что ты должен жить один сейчас.

– Все будет в порядке.

– Она уже купила билет на самолет, Тони.

– Что ж, очень мило с ее стороны.

Джоанна говорит, ковыряя вилкой картофельный салат:

– Мне жаль, что я сама не могу остаться с тобой подольше.

Он как бы отгоняет ее сожаление своей вилкой.

Минуту-другую они едят молча.

– Очень жаль, что «пассат» разбился, – произносит он, оживленный новостью о приезде Корделии.

– О, да ладно тебе, это был несчастный случай. И ему давно пора было отправиться на свалку.

– Мне он нравился.

– Мне тоже, – признается Джоанна.

– Помнишь, как мы ездили в нем за город?

– Конечно.

– Было здорово.

– Есть что вспомнить, – говорит она, подливая себе вина, и в ее голосе слышны нотки флирта.

Они не раз выезжали на «пассате» за город – а раньше в старом «вольво-740» – через Францию, через туннель Монблан и дальше через Валле-д’Аосту в Пьемонт и сияющую огнями Ломбардию. Но особенно ему нравилось проезжать через Валле-д’Аосту – впечатляющий пейзаж и возникающее там чувство, что ты перемещаешься из Северной Европы в Южную.

Каким чудом кажутся теперь эти их поездки. Одна мысль о них вызывает у него щемящее чувство.

Воспоминание о свежем влажном воздухе.

Он отпивает вина. И замечет, что его рука дрожит.

Так или иначе это все прекратилось, когда «пассат» прописался в Ардженте, лет двенадцать назад. Он уже тогда был далеко не новым.