Как жить с французом - [108]

Я видела, что у Гийома подрагивают губы, и сама уже готова была прослезиться. Надо будет сделать прощальные картинки также Джамелю, держателю ночного ларька, индусам из ресторана напротив, продавцу велосипедного магазина и директору турагентства, располагающегося в нашем доме. Всем, с кем мы каждый день здороваемся по дороге от метро до подъезда.

* * *

— Смотри-смотри, гик[41] из квартиры напротив привел девушку!

— Да, я уже вчера видел. У нее красивая грудь.

— ???

— Она долго разглядывала ее в зеркало в ванной. Ну а я разглядывал ее.

Гийом ловко увернулся от летящего в него тапка.

— А что мне прикажешь делать! — воскликнул он. — Голая блондинка с пирсингом разглядывает свою грудь, я тут, понимаешь, глажу рубашки, как Золушка, в пол-одиннадцатого вечера. Должна же быть у меня хоть какая-то отрада.

— Твоя отрада — это я.

— Да, но мы за месяц занимались любовью только два раза!

— Зато за этот месяц мы белили стены, меняли душевой поддон, перевешивали замки, драили стекла и циклевали паркет в прихожей. В таких жизненных обстоятельствах два раза — это не «только», а «целых»!

Гийом надулся и продолжил развинчивать кровать.

— Брюнетка со второго этажа готовит курицу, — заметила я.

— Мням, курица! Пока она была на каникулах, ее соседка питалась одними бутербродами, — отозвался Гийом. — Она до старости будет снимать квартиру с подружками — на такой разве кто женится?

— Ох, не нравится она тебе!

— Не нравится, — согласился Гийом.

— Вот и девушка с пирсингом также не должна тебе нравиться.

— Почему? Может, она хозяйственная.

— А… забыла тебе сказать, наши соседи по окну гостиной наконец дописали диссертацию!

— Откуда знаешь?

— Была у них вчера вечеринка: десять пенсионеров и розовое вино с тарталетками. Такая оргия может быть только по случаю защиты диссертации.

— Или поминок, — добавил Гийом. Я укоризненно глянула на него поверх карниза:

— Предпочитаю думать, что все-таки диссертации… Мне будет их не хватать.

Я сняла с окна штору, свернула ее и уложила в коробку. Несколько лет я училась вымерять точную дозу ополаскивателя для белья, чтобы в квартире пахло ландышами, а не бромонитропропаном, и укладывать четыре бокала на сушке в единственно возможной конфигурации, чтобы они не падали на пол с пронзительным звоном. И вот теперь эти полезные навыки коту под хвост. Всё готово к переезду. Детская комната превратилась в склад коробок, наша спальня с остатками демонтированной мебели — в подобие кораблестроительного дока. Джамель и индусы плачут над прощальными рисунками. Осталось только занести конвертик мадам Лопез. «Из всех консьержей, что я знавал, она лучшая. Да ты и сама поймешь, когда начнешь менять съемные квартиры», — говорил Гийом. А я, глупая, не верила, что личность консьержа может напрямую влиять на мою личную жизнь.

* * *

Консьержка, или домоправительница, — очень парижский персонаж. Хотя она, как правило, даже не француженка. Мадам Лопез, например, была португалкой. В обязанности консьержки входит разносить письма по этажам, пылесосить ковер на лестнице, менять код на входной двери, если в подъезде повадился ночевать бомж, раз в день вывозить мусорные баки из внутреннего дворика к мусороуборочной машине и раз в квартал вызывать лифтера. За это она и ее семья получают в бесплатное пользование квартиру на первом этаже вверенного дома, сквозь стеклянную дверь которой удобно следить за всеми, кто входит или выходит, выносит мусор или паркует велосипед. За заботу о доме она также получает зарплату и солидные рождественские бонусы от жильцов — в среднем по пятьдесят евро с квартиры. Наша новая домоправительница мадам Монгафар была, как сообщает фамилия, натуральной, а не натурализованной француженкой и оттого особенно ревностно заботилась о вверенном ей строении. В число своих обязанностей она самовольно включила распределение парковочных мест для микротранспорта во внутреннем дворике. Нам как раз очень нужно было одно такое для прогулочной коляски. Но по плану, который держался в голове мадам Монгафар, на еще одну коляску места во дворике никак не было. Еще одна коляска нарушила бы мировую гармонию. А нашей коляске запрещалось даже мечтать о парковочном месте: во-первых, она имела несчастье принадлежать молодой паре только что въехавших квартиросъемщиков — низшего звена в иерархии жильцов, во-вторых, была довольно потрепанной на вид. Но не зря я в свое время прослушала курс «Жить во Франции»: я была полна решимости бороться за права угнетенных всеми дозволенными законом средствами.

Вопреки запретам я стала ставить коляску на свободное место, а если такового не имелось, то придвигала соседние коляски вплотную друг к другу и в высвободившийся зазор впихивала-таки свою. В первом случае через несколько часов ко мне являлась разгневанная мамаша — хозяйка занятого парковочного места — в сопровождении мадам Монгафар. Во втором, когда родители не знали, кого винить в уплотнении транспортных средств, домоправительница приходила в одиночестве, но злилась она «от имени всех владельцев колясок этого дома».

Наконец, устав от словесных препирательств, я решила бить французов их же оружием. И однажды, с трудом впихнув коляску между ее товарками, я повесила на нее альбомный лист, где было написано: