Как жить? - [9]

Дал билет в Театр эстрады. Пел молодой Кобзон: Куба, любовь моя! Мне все равно это было интересно — первый раз.

Боря жил в Химках, в общежитии. Там еще один Боря — Свешников. Володя, Алик. На стене комнаты дверь от туалета. Там нарисована голая женщина. В рост. С попкой. Висят другие картины. Живопись. Спрашиваю автора Свешникова: а это вот что такое? Он говорит: собака. Дохлая. Там черт-те что намазано. Ничего не пойму. «Но она же воняет». Тут я понял. И поразился: как это — предмета нет, а ощущение есть. Это был великий художник. Я ведь не знал таких.

Не знал я и Алика. Спортивный такой, резвый, он, кажется, жил в отдельной комнате. И зимой окно его было настежь открыто. Снег залетал. Так он спал. Закалялся. Комсорг. Потом мне Боб сказал, что он то ли спился, то ли умер как-то непутево. О чем, кстати, предсказывал ему Боря Свешников, когда Алик совершенно не пил, а занимался своей физкультурой.

Хлебников — они все из института связи и работали в Останкино на телевидении — пошел по карьере. Дослужился до высших чинов. Лысый, в шляпе. Потом умер.

А тогда в 1963 году, когда перед армией я приехал к Чикину, на перроне встречал меня он и Свешников, которого я еще не знал. Обратил внимание на его ноги: в ботинках и без одного носка. Неудобно как-то, заметно. Он лишь отмахнулся — не доглядел, мол. И мы поехали в Химки, в общежитие.

Заводят они пластинки. Спорят: кто лучше — Шаляпин или Штоколов.

В армию мне писал письма Боб. Хорошие письма. Так я узнал о Случевском. Его, Чикина, стихи тоже мне очень нравились. Он ведь, до сих пор сам того не зная, помогал мне в армии, письма его создавали настроение, благодаря которому я выжил и отслужил.

«Никогда один я не хожу, двое нас среди людей. Первый — это тот, кто я на вид, а второй в душе моей». Случевский Константин Константинович был помощником министра — транспорта, что ли, — а остался для нас как поэт. Строки, которые я сейчас привел — лицемерные. Но было обаяние: простодушия, искренности и мудрости от того, что он говорил, зная про себя и других. Да я и не видел в нем лицемерия, хотя стихи говорят сами за себя: «двое нас среди людей».

Такие открытия дорогого стоят. Чикин открывал горизонты. В его поэзии, а потом в афоризмах — наравне с Ларошфуко, Монтенем, Шопенгауэром — я видел ранимого и мудрого человека. Когда соединяются мысль и душа, и все это дарится мне, то, кроме познания, возникает чувство благодарности и уважения к близкому другу. Мне он дарил свои книги. Последняя — «Русская философия». Единственный сводный труд из того, что я знаю по этой теме. В отличие от других своих книг, он изложил русскую философию своими словами. Раньше были цитаты. Наши друзья говорили: мол, не самостоятельный он, пишет одними цитатами.

Ну, это видно… и без сопливых. Но какие это были цитаты! Кто еще может выдернуть из Пушкина, Чаадаева, Аксакова и т. д. — так, чтобы фраза мощно звучала в оркестре русского мировоззрения. Вспоминаю Вересаева, его книги о Пушкине, о Гоголе. Тот же метод. На этом Чикин защитил докторскую диссертацию: социально-психологические аспекты русской философии. Может, там и не философия вовсе, но какая-то особенность есть.

Любопытный момент. После университета перед ним стоял выбор: в аспирантуру или в литинститут. Жил он тогда безалаберно. Денег не было. Одевался кое-как. Жена ушла, отспаривала вонючий холодильник. Ну не сам по себе холодильник вонял, а вот эта тяжба, дрязга. Хотя ребенка она почему-то не отспаривала, наверное, холодильник нужнее. Дали ему квартиру напротив Химок, на другом, левом берегу, где институт культуры. Свешниковы жили рядом. А у Чикина, кажется, ничего не было. Стоял один пустой холодильник. И друзья — Афанасий, Пивень… Пили мы бормотуху «Солнцедар» — чернила.

А тут собрались они с Пивнем поступать в литинститут. У Пивня стихи скабрезные, у Чикина — афоризмы. Чикина, кажется, приняли. И все-таки он ушел в аспирантуру философского факультета МГУ. Я же после армии отстал, доучивался заочно. Сдавал экзамены и Чикину, и Афанасию.

Потом стало сквозить откуда-то, что Чикин — кагэбэшник. Как-то причастен к этой конторе. Я не верю, чушь какая-то. Демократ. Бормотуха. То манифест о новом романе сочинит и объявит. То мечтает стать режиссером, делать кино. И вдруг, как обухом по голове. Спрашиваю Пивня. А ему-то все по фигу, сам удивился: «А ты что, не знал? Все знают». И дальше пошли, как ни в чем не бывало.

Пивень оказался прав. Долго рассказывать. А Чикин скрывал. Через много лет, уже после моих лагерей в качестве политзаключенного и реабилитации, показал удостоверение полковника милиции. Опять же лукавил, как бесстыдно и нагло всегда врала эта контора. Кто он на самом деле — говорится в его же статье, которую я должен прокомментировать.

Там есть подзаголовок: открытое письмо президенту России В. В. Путину. Ну конечно, лучшего адресата для разговора о русской философии не найти: «В ваши руки может быть вручена судьба русской философии», — пишет проницательный Чикин. От гайки и болта — все вручено одному человеку. Откуда такая доверительность — культовая! «Вы мой ученик и воспитанник, чем я, откровенно говоря, горжусь. Когда Вы были слушателем легендарного и уникального высшего военного учебного заведения под загадочной аббревиатурой КИ (Краснознаменный институт им Ю. Андропова), я имел честь возглавлять факультет общественных дисциплин».