Как я влиял на Севку - [8]

— Магомету…

— Вот именно: если гора не идёт к Магомету, он идёт к горе. Кажется, достаточно ясно?

— Конечно, — сказал я. — У Севки нет времени сходить в музей. А у меня оно есть, чтобы глазеть, как десять человек гоняют банку из-под гуталина. Так, по-твоему?

— Не десять, а двенадцать. По шесть в каждой команде. Я изучал правила. Но главное не в этом…

На другое утро я сидел во дворе дома напротив и ждал, когда начнётся Севкина ответственная встреча.

Хоккеисты топтались на льду и о чём-то спорили. Крик стоял такой, точно они не поделили первенство мира. На меня никто не обращал внимания. Потом в мою сторону поглядел Севка. Он что-то сказал ребятам, и все до одного уставились на меня. Даже перестали кричать.

— Эге-ге! — замахал руками Севка. — Горохов, иди.

— Слушай, — сказал Севка, когда я, набрав в валенки снега, выбрался на лёд, — в хоккей играешь?

Я за всю свою жизнь держал клюшку один раз. Летом на даче.

Но на меня смотрели две команды. И я сказал:

— Так, немного. Не очень хорошо.

Севка подмигнул мне и засмеялся:

— Хорошо играют мастера спорта. И то не всегда. Знакомься. Лёша, наш капитан.

На груди у капитана светился маленький значок: коньки и клюшка.

Заметив, что я смотрю на значок, Севка пояснил:

— Серебряный. Лёша сам выточил.

— Тут, понимаешь, — сказал капитан, — такое положение. Идут встречи дворовых команд. А у нас заболел игрок…

— Хороша команда: ни одного запасного! — крикнул кто-то со стороны.

— А они, — капитан кивнул туда, откуда крикнули, — не соглашаются, чтобы у нас была неполная команда. Говорят, проиграете, — будете сваливать на перевес в игроках. Теперь всё в порядке.

Капитан вытолкнул меня вперёд.

— Вот наш шестой игрок.

На улице было холодно. Я замёрз, пока сидел на скамейке. Но тут мне сразу стало жарко.

— Да я…

Но меня никто не слушал. Опять поднялся гвалт. Теперь спорили, можно ли меня приглашать в команду.

— Может, он в сборной Советского Союза играет? Может, он мастер спорта? — кипятился маленький вёрткий мальчишка, как я узнал потом, вратарь.

— Что из того? Ну, и играет за сборную! Ну, и мастер спорта! — отбивался Севка. — А за свою клубную команду он может выступать?! Может?!

Всё решил судья. Он вынул свисток изо рта и спросил меня:

— Ты за кого-нибудь ещё играешь?

— Нет, — сказал я.

— Честно?

— Честно.

— Чего зря кричать? Начали! — судья сунул свисток в рот.

— А если он врёт? — не унимался вёрткий мальчишка.

Судья нахмурился, снова вынул свисток изо рта и сказал:

— С судьёй не спорят. Забыл?

— Валяй за коньками! — сказал Севка. — Только живо!

— А у меня нет коньков, — сказал я. — Коньки есть. Ботинки малы. Их два года назад купили. Честное слово! Хочешь, покажу!

— А может, влезут?

— Куда там! Прошлой зимой еле надевал.

Севка задумался.

«Пронесло!» — подумал я.

— Коньки — ерунда, — вмешался капитан. — У Эдика возьмём. Какой у тебя размер?

— Тридцать шестой.

— Порядок. Сейчас будут коньки.

Игроки другой команды опять загалдели.

— Сколько можно ждать?

— Судья, чего смотришь?

Судья долго шарил у себя за пазухой. Достал большие карманные часы на толстой медной цепочке и, вынув изо рта свисток, сообщил:

— Через десять минут засчитываю поражение.

И снова застыл со свистком в зубах величественный и неприступный.

Эдик жил тут же. Мы встали под окнами и стали кричать хором:

— Э-дик! Э-эдик!

Ребята старались изо всех сил. Один я кричал, не особенно громко. В окне третьего этажа появился мальчишка с завязанным горлом.

— Конь-ки! Клюш-ка! Конь-ки! Клюш-ка! — заорали все в один голос.

Только я для виду открывал и закрывал рот.

Эдик не понимал, чего от него хотят, а только улыбался и пожимал плечами.

— Стоп! Так толку не будет, — сказал капитан. — Давайте я сам.

Он помахал руками. Мальчишка за окном вытянул шею.

Тогда капитан похлопал ладонью по своим конькам и, схватив меня за ногу так, что я чуть не шлёпнулся, похлопал по подошве моего валенка.

Мальчишка просиял и быстро-быстро закивал головой.

Капитан потряс в воздухе клюшкой и опять показал на меня.

Мальчишка ещё раз мотнул головой и исчез.

Через минуту открылась форточка и к нашим ногам шлёпнулись коньки с ботинками и клюшка.

— Ну и парень! — сказал капитан. — Этот не подведёт!

Тут мальчишка за окном как-то странно подпрыгнул. А на лице появилось такое выражение, точно у него вдруг заболели зубы.

— Что это с ним? — удивился Севка.

В неведении мы оставались недолго. Мальчишка вновь исчез, а на его месте появилась женщина.

Она сердито погрозила нам пальцем.

— Понятно, — сказал капитан. — Ничего не поделаешь. Бывает.

Ботинки пострадавшего за команду Эдика оказались мне впору. Тютелька в тютельку. Точно они были не его, а мои собственные. Хуже было другое. Я почти совсем не умел кататься на коньках. Я любил книги и прочитал их, наверно, больше, чем все ребята в нашем классе. А ко всяким там футболам-волейболам был равнодушен.

Мне гораздо больше нравилось скакать на храпящем коне рядом с д’Артаньяном или Питером Марицем — юным буром из Трансвааля, чем на нашем дворе лупить по мячу, стараясь попасть между кирпичами, изображавшими ворота.

Мама и бабушка, увидев меня на диване с толстенной книгой, говорили:

— Опять глаза портишь?! Пошёл бы на улицу. Погулял. Подышал свежим воздухом.