Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал - [45]

Веприк тоскливо поднял глаза к небесам и остолбенел. Тучи совершенно заволокли небо, так что нигде ни единого лучика не пробивалось больше на землю, только одно большое и круглое окно в облаках зияло над самой головой. В облачном окне виднелось синее степное небо, озаренное по ту строну туч ярким солнцем. И в этом огромном небесном окне появилось над степью человеческое лицо… Оно было так велико, что накрывало собой, казалось, полмира. Черные волосы с серебряными нитями вились и клубились, как дым. Огненно-рыжая борода задорно пламенела, перемешиваясь с тучами. Суровые фиолетовые глаза с любопытством взирали на людей…

— Перун! — заорал, не помня себя мальчик, узнав бога по рыжей бороде, как на идоле у них в деревне. — Перуне! Слава тебе! Спаси нас! Поглядите, Перун!

Ни на него, ни на божество в небе никто не обратил никакого внимания: печенеги скалили на русских зубы, ругались и размахивали саблями, Добрило увлеченно крутил вокруг себя кукишем, Чудя стараясь всех перекричать, призывал русский и печенежский народ объединиться в борьбе против поганого змея, который ворует женщин, не спрашивая у них ни роду ни племени.

— Акхм! — откашлялся Перун, раздраженный, что его не видят и не слышат. — М-да!

Его голос прозвучал, как гром, и слегка встряхнул землю. Крики разом стихли. Кочевники застыли с открытыми ртами и глазами, выпученными от ужаса. Чудород с Добрилой тоже застыли с открытыми ртами, но глаза их были выпучены не от ужаса, а от радости.

— Перуне! Слава тебе! — завопил Чудород. — Яви чудо, всесильный! Ниспошли на врагов огонь синий небесный… дай им как следует!

— Являю чудо! — объявил Перун, с неудовольствием косясь на болтливого Чудю.

По мановению его косматых бровей с небесного свода сорвалась вдруг молния и врезалась с грохотом прямо в одного из печенегов, в голову. С недоступной глазу быстротой, разрывая воздух треском и сверканием, с неба упали еще несколько огненных веток и начали ходить по степи с такой скоростью, что за каждой оставалась в воздухе пламенеющая стена. Молнии рассекали туловища врагов и их лошадей, ни на мгновение не прекращая своего ужасного движения. Очертив десяток кругов вокруг путешественников, небесный огонь утих и опал в землю. Никто не успел даже шевельнуться. Ошеломленные противники молча смотрели друг на друга.

— Что-то молнии золотые, а не синие, — наконец озабоченно сказал Чудород. — Перуне! Ты что же не синие молнии послал?

— Перепутал, — с некоторым смущением ответил Перун, обозревая последствия своих стараний.

Повсюду, куда упал животворящий золотой огонь, природа радовала изобилием. На снегу расцвели ромашки и колокольчики. Немытые, покрытые шрамами кочевники засветились красотой и здоровьем. Вся их одежда оказалась постирана и аккуратно заштопана. Голые макушки обросли буйными густыми волосами, черными, как смоль, с подбородка у каждого свесилась кудрявая борода до пояса. Щеки мгновенно налились приятной полнотой, а из бород высунулись пухлые улыбчивые губы. В руках они с изумлением держали богатые дары: снопы пшеницы, поросят, корзины со спелыми фруктами, букеты, пирожки, крашеные вареные яйца. У одного на руках даже оказался голенький младенец. В гривы и хвосты их коренастых лошадок были вплетены десятки разноцветных бантиков. На головах всадников красовались венки из весенних цветов и веток березы.

— Слава тебе, Перуне! — сказал Добрило. — Спасибо. Защитил.

При его словах печенеги словно проснулись: все как один соскочили с коней, пали на колени и склонились перед русскими путешественниками и их грозным божеством. Младенец громко агукнул.

Первым опомнился Чудя.

— Ага! — сказал он. — Видали? Вот он, гнев-то небесный! На этот раз вам предупреждение, а больше так себя не ведите! Вот какими вы сейчас стоите, чистыми да нарядными чтобы так всегда и ходили! Бани себе постройте! Свеклу, репу сажайте. Песни пойте! Богов уважайте! А то, знаете, была одна девочка…

— Ладно, дяденьки, ходу отсюда, — шепнул Веприк.

— Потом доскажу! — крикнул Чудя. — В другой раз. А теперь идите по домам!

(Известно, что чудины заветы оказались для печенегов непосильными и, не прошло и сотни лет, печенеги совсем исчезли из русских степей.)

— Спасиба, спасиба, — вежливо кланялся Добрилин главный обидчик, пятясь от него.

— Пожалуйста. Еще приходи, гостям всегда рады, — буркнул медоход. — Шапку отдай!

— Я вот думаю, — проговорил Чудя, рассеяно глядя вслед разбегающимся кочевникам. — Не попросить ли Перуна, всесильного и могучего, и по нам стукнуть своей золотой молнией? Что-то у меня зуб болит, подлечить бы…

— Да ну его! — вполголоса ответил Добрило. — Опять перепутает, костей потом не соберешь.

— Добрило! — подал с неба голос Перун. — А я все слышу! За неуважение быть тебе наказанным!

И не успел Добрило оправдаться, как новая золотая молния с треском врезалась ему в макушку и пропала, оставив Добрилу помолодевшим на десять лет, с цветущей веточкой черемухи, игриво засунутой богатырю за правое ухо.

— Да что такое! — возмутился грозный бог. — Что за день у меня сегодня, все кувырком!

И он ушел за облака, которые долго потом лились на путников противным холодным дождем — посреди зимы. Подхалим Чудя ехал и упрямо твердил, косясь на небо: