Как убивали Сталина - [12]
Наверняка это же он говорил и Крупской, поэтому при таком положении втягивание Ленина в свой конфликт со Сталиным не делало ей чести. Ведь как узнавал Ленин о «телефонном конфликте»? С подачи Крупской, которая логически совершалась примерно так (слова, естественно, были другие): «22-го звонил Сталин; ругался, что я способствую продолжению твоей работы вместо того, чтобы не допускать никакой твоей деятельности согласно режиму врачей… (Здесь, возможно, она умолчала, что Сталин, кстати, тогда еще не имевший всей полноты власти, контролировал соблюдение Лениным больничного режима не по личной инициативе, а выполняя установку пленума о персональной ответственности Сталина за здоровье Ленина.)»
24 декабря, после комиссии, ужесточившей лечебный режим для Ленина, Крупская могла высказаться уже откровеннее: дескать, не кажется ли тебе, что Сталин слишком спешит демонстрировать свою необъятную власть — уже даже внутри нашей семьи устанавливает свои порядки?
К 31 декабря Ленину преподносится новая информация, информация о том, что во время того телефонного звонка 22 декабря Сталин допустил еще и грубость… и тут, пока что в общих чертах, сообщается, что Сталин пытался тогда вмешиваться в личную жизнь их семьи, а поскольку тогда ему сделать этого не удалось… поскольку сделать это тогда она ему не позволила — он все-таки через 2 дня добился своего, демонстрируя свою власть, в виде решения комиссии…
А к 4 января 1923 года Ленин посвящается уже во все подробности «телефонного конфликта», за исключением факта о ее письменной жалобе Зиновьеву и Каменеву. Тут же говорится, что «я тогда сумела поставить Сталина на место так, что он вынужден был просить меня забыть сказанное… и я в конце концов дала на это согласие». И далее: «Ты еще не знаешь — какой Сталин! Вот ты его называешь одним из «двух выдающихся вождей современного ЦК», а он ведь заслуживает совсем другой характеристики, потому что…» И здесь Крупская передает телефонный разговор со всеми выгодными для себя подробностями. Однако о письменной жалобе Зиновьеву и Каменеву умалчивает, ибо понимает, что Ленину это не то, что не понравится: как бы ему после такой новости вообще не стало хуже или даже совсем плохо…
Подобные условия существования и лечения, подобное нагнетание односторонней информации не могли не сказаться на последних письмах и статьях Ленина.
Подогреваемый день за днем, ночь за ночью все новыми и новыми подробностями о «телефонном конфликте» Ленин, находясь под постоянным угнетающим воздействием головных болей и паралича руки и ноги, каждый раз весьма активно и болезненно реагировал на них и, как известно, соответствующим образом (путем диктовки) выражал это на бумаге. Особенно в «Письме к съезду», где наряду с давно наметившейся и потому достаточно обоснованной политической линией систематически находила отражение и сугубо личная линия, т. е. реакция на «телефонный конфликт» Сталина и Крупской.
Неслучайно в те дни среди лидеров партии, хорошо знавших состояние Ленина, господствовало мнение: дескать, вряд ли можно все записанные под диктовку мысли тяжело больного вождя воспринимать как равноценные его здоровому состоянию. Был даже разослан по крупным партактивам соответствующий комментарий из ЦК. В нем рекомендовалось при чтении последних писем и статей В. И. Ленина учитывать сложности его положения…
В свою очередь Ленин, как натура очень жизнелюбивая и весьма подвижная, воспринимал даже вполне обоснованное ограничение свободы действий и режим, установленные для него врачами и ЦК, не столько как заботу, сколько как чрезмерное ущемление прав своей личности. В Дневнике дежурных секретарей Фотиева однажды запишет: «12 февраля… Владимиру Ильичу хуже. Сильная головная боль. Вызвал меня на несколько минут. По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы. Ферстер накануне сказал, что ему категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация. На вопрос, что он понимает под последним, Ферстер ответил: «Ну вот, например, Вас интересует вопрос о переписи советских служащих…» По-видимому, эта осведомленность врачей расстроила Владимира Ильича. По-видимому, кроме того, у Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дал инструкции врачам».
Об отношении Ленина к врачам стоит сказать особо. Дело в том, что когда он начинал выздоравливать, и, стало быть, его нервная система начинала приходить в нормальное состояние, он мог правильно оценивать необходимость врачебного режима. Это видно из следующей записи Фотиевой: «9 февраля. Утром вызывал Владимир Ильич… Настроение и вид прекрасные. Сказал, что Ферстер склоняется к тому, чтобы разрешить ему свидания раньше газет. На мое замечание, что это с врачебной точки зрения, кажется, действительно было бы лучше, он задумался и очень серьезно ответил, что, по его мнению, именно с врачебной точки зрения это было бы хуже, т. к. печатный материал прочел и кончено, а свидание вызывает обмен».
Иосиф Давыдович Кобзон дал документальное согласие на издание своих воспоминаний и размышлений в форме литературной записи «Иосиф Кобзон Как перед Богом», автором которой является Николай Алексеевич Добрюха.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
1968 год ознаменовался необычайным размахом протестов по всему западному миру. По охвату, накалу и последствиям все происходившее тогда можно уподобить мировой революции. Миллионные забастовки французских рабочих, радикализация университетской молодежи, протесты против войны во Вьетнаме, борьба за права меньшинств и социальную справедливость — эхо «долгого 68-го» продолжает резонировать с современностью даже пятьдесят лет спустя. Ричард Вайнен, историк и профессор Королевского колледжа в Лондоне, видит в этих событиях не обособленную веху, но целый исторический период, продлившийся с середины 1960-х до конца 1970-х годов.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.