Как стать леди - [32]

– Вы рады, что вернулись в Англию? – спросила она миссис Осборн.

– Я никогда здесь раньше не бывала, – ответила та. – Я не бывала нигде, кроме Индии.

В ходе беседы она пояснила, что в детстве вовсе не была болезненной неженкой и нормально переносила климат Индии, но даже если бы он и оказался для нее вреден, родители не могли бы позволить себе отослать ее в Англию. Инстинкт подсказал Эмили, что миссис Осборн вряд ли видела в жизни много хорошего, и что она не относится к породе энергичных и неунывающих созданий. Дни ранней юности, проведенные в размышлениях о несчастливой судьбе, наложили свой отпечаток на прекрасное лицо миссис Осборн, в особенности это было заметно по печальному взгляду ее черных глаз.

Было очевидно, что этот визит – дань долгу, они пришли засвидетельствовать свое уважение женщине, разрушившей их надежды. Если б они этого не сделали, они тем самым продемонстрировали бы свое отрицательное отношение к этому браку.

– Им это, конечно, не понравилось, – подвела итог встречи леди Мария, – но они решили проглотить горькую пилюлю с достоинством и уважением.

– Мне так их жаль! – сказала Эмили.

– Еще бы! Вы, возможно, захотите проявить к ним доброту, но не стоит быть слишком альтруистичной, моя дорогая Эмили. Он – довольно одиозный человек, а она настоящая туземная красавица. Она меня немного пугает.

– Я не считаю капитана Осборна одиозной фигурой, – ответила Эмили. – А она на самом деле красавица. Скорее, это она нас боится.

Помня о тех днях, когда она сама была в заведомо проигрышном положении рядом с теми, кого судьба наделила значительностью, вспоминая свой тайный трепет перед ними, Эмили была очень любезна с миниатюрной миссис Осборн. Она из собственного опыта знала немало такого, что могло оказаться той полезным – где лучше поселиться, в каких магазинах делать покупки. Осборн снял жилье на Дьюк-стрит, а этот район был Эмили хорошо знаком. Уолдерхерст сквозь монокль наблюдал, как она разговаривала с миссис Осборн, и решил, что у нее отменные манеры. Одной из привлекательных черт была ее прямота. Она никогда без необходимости не вспоминала те дни, когда ей приходилось делать покупки для других, а если и приобретать что-то для себя, то на самых дешевых распродажах, однако она и не испытывала неловкости, когда приходилось упоминать об этом. Уолдерхерсту, которому изрядно наскучили окружающие и который изрядно наскучил сам себе, показалось удивительно освежающим наблюдение за тем, как женщина, хоть и из благородного класса, однако работавшая много и тяжело, прилаживается к роли маркизы, и делает это просто, не прилагая никаких особых усилий. Если б она была женщиной хитроумной, в этом ничего особенного не было бы. Но ее нельзя было назвать ни хитрой, ни такой уж умной, однако она без труда достигала эффекта, над которым хитроумной женщине пришлось бы не просто потрудиться – для этого требовался бы талант на грани гениальности. Как, например, случилось, когда она впервые после объявления о помолвке встретилась с одной знатной дамой, к сожалению для Уолдерхерста, состоявшей с ним в родстве. Герцогиня Меруолд считала маркиза чуть ли не своей собственностью, поскольку ему самой природой предназначено было стать супругом ее старшей дочери, замечательной молодой леди с выпирающими зубами. Она сочла успех Эмили Фокс-Ситон чем-то непристойным и не видела причин скрывать свои чувства.

– Должна вас горячо поздравить, мисс Фокс-Ситон, – объявила она, чуть ли не по-матерински покровительственно сжимая ей руку. – С того времени, как мы виделись последний раз, ваша жизнь невероятно изменилась.

– Да, невероятно, – зардевшись от благодарности, ответила Эмили. – Вы очень добры, спасибо, спасибо!

– Огромные, огромные перемены, – продолжала герцогиня с хищной улыбкой, и Уолдерхерст ждал, что она скажет далее. – Последний раз мы виделись, когда вы заходили спросить меня что-то о покупках, которые вы для меня делали. Помните? Кажется, речь шла о чулках и перчатках.

Уолдерхерст ждал, что Эмили покраснеет, стушуется в этой неловкой ситуации. Он уже был готов вмешаться, но тут Эмили, совершенно не изменившись в лице, простодушно посмотрела ее милости в глаза и с легким сожалением произнесла:

– Это были чулки. У Барратта были действительно хорошие чулки, которые уценили до фунта и одиннадцати с половиной пенсов. Вам нужно было четыре пары. Но когда я туда добралась, оказалось, что уцененные уже закончились, а те, которые продавались по два фунта и три пенса, были ничем не лучше. Я была так разочарована! Неудачно получилось.

Уолдерхерст, чтобы скрыть усмешку, поспешно принялся манипулировать моноклем. Герцогиня была одна из самых прижимистых знатных особ в Лондоне, о ее жадности ходили легенды, и эта история была из разряда тех, о которых непременно станут говорить. Тем более что при разговоре присутствовали многие, в воображении которых уже сформировался образ ее милости, разочарованной тем, что уцененные чулки закончились. А какое при этом у Эмили было лицо! В нем читались и сожаление, и доброта, и сочувствие, и все это совершенно искренне! Чудесная история!