Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [24]
Набросок макета к роману «Золотой теленок». Бумага, тушь, 1986.
Глава 13
Воображение совершает чудеса
Чем удивительно воображение? Тем, что оно стирает грань между бытием и произведением художника. Картина или скульптура, рисунок или книга – все это создается из ничего и становится частью мира. Это говорит о том, что мир создан величайшим воображением, божественным воображением.
Само понятие воображения является ключевым в творчестве художника. Если мы не развиваем воображение, если мы не следуем за фантазией, то мы не сможем быть художниками по-настоящему.
Тут на помощь нашему брату приходят писатели, на время их воображение становится нашим воображением, чтобы нам крепко встать на крыло и создавать потом собственный мир, ни на кого не похожий!
Иллюстрируя Беккета, Ионеско, Замятина, Ильфа и Петрова, я каждый раз придумывал свой миф, соседствующий с сюжетом писателя, как параллельное измерение. Естественно, в один прекрасный день мои миры обрели самостоятельность и, словно радужные пузыри, полетели над землей и зажили своей жизнью.
Однажды, когда я рисовал книгу стихов обэриута Николая Макаровича Олейникова «Вулкан и Венера», со мной случилась странная история.
Иллюстрируя стихи, я нарисовал там серию картинок про некоего Жору Поповского, я его придумал, создал из собственного воображения – сначала мальчика, как он взрослеет, учится, становится инженером. Листаешь книгу, и кажется, может, это утерянный герой самого поэта, возможно, у Олейникова была какая-то поэма, но пропала, а иллюстрации остались. На самом деле этот герой – исключительно плод моей фантазии!..
И вдруг он материализовался. Мне позвонил писатель Сергей Седов и сказал, что его друг купил книжку «Вулкан и Венера» Николая Олейникова, открыл ее, увидел рисованную историю про Жору Поповского и был ошарашен:
– Ты нарисовал такого героя – инженера Поповского, так вот мой друг говорит, что это его отец!..
И правда, все сходится: родился в тот же год, учился на электромеханика, работал в 30-е годы инженером-изобретателем, изобрел специальную конструкцию – рулонный резервуар и даже получил за него Ленинскую премию. Сейчас он очень старенький, ему 90 лет. Зовут его Богдан Поповский.
Юрий Богданович Поповский пришел ко мне, стал рассказывать о своем отце. Принес старые фотографии, и они поразительно повторяли мои иллюстрации.
Вот мой Жора Поповский лежит в поле, на траве, под березками и наблюдает за птичками, на фотографии Богдан Поповский лежит на стоге сена и смотрит в небо. И так же он поднял руки, и такие же у него круглые очки, и такие же очертания лица, подбородок. Типичный интеллигент-инженер 30-х годов прошлого века.
Это совпадение меня потрясло. И когда я все рассмотрел и обдумал, мне стало понятно, что наша фантазия всегда основана на реальности, но эта реальность порой бывает не проявлена. Мир – такой безбрежный и многодонный, а прошлое, настоящее и будущее настолько переплетены, что художник, обладающий истинным воображением, становится проводником разных реальностей в едином потоке времени.
Появление настоящего Поповского говорит о чуде: то ли он был в голове у Николая Олейникова, то ли он проник сюда – через информационное поле Земли, то ли моя фантазия материализовала его в том далеком времени, но ясно одно – он возник через мое воображение.
С тех пор я по-новому стал смотреть на работу художника-иллюстратора.
Это не просто искусство, это воплощение эфемерного, невидимого мира – в жизнь.
В издательстве «Книга» мне предложили проиллюстрировать романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
Я взял журналы 20-х годов: «Огонек», журналы моды тех лет, стал изучать графический дизайн начала века, рекламу, потом рассматривал фотографии и все это перерисовал в специальную тетрадь: одежду, пластику людей того времени, предметы быта, архитектуру. Так я учился видеть мир, который окружал героев Ильфа и Петрова.
Долго искал образ Остапа Бендера: «Как же он выглядит?» – думал я.
Решил посмотреть иллюстрации Кукрыниксов к одному из первых изданий, даже Ильф и Петров видели эти рисунки. А вот я с трудом их нашел. Повсюду были книги с другими иллюстрациями Кукрыниксов – в 50-е годы они поменяли стиль и переделали оформление к Ильфу и Петрову. Кукрыниксы уже стали официально признанными социалистическими художниками, а когда началась борьба с формализмом, они встали в первые ряды этой борьбы, и пришлось им отказаться от лучших своих произведений.
Более того, они разослали во все библиотеки специальную директиву о том, чтобы изъяли книги Ильфа и Петрова с теми первыми иллюстрациями конца 20-х годов. Теперь они считали эти иллюстрации слишком гротескными, странными и не соответствующими реализму.
А я все же отыскал их: те, самые первые иллюстрации – яркие, пластичные, живые, они меня вдохновили. Но Остап Бендер мне не понравился. Это был хулиган и бандит. Я решил придать ему больше интеллигентности, потому что он мне казался более изящным, более артистичным, чем его изобразили Кукрыниксы. Хотя портрет Бендера, сделанный Кукрыниксами, стал каноническим и был воплощен в кинематографе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.
«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».
Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.
Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.