Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [22]

Научившись читать, я носил домой из библиотеки авоськи, полные книг. Приключения и фантастика стали моим любимым чтением. Однажды, открыв книгу Вальтера Скотта «Ричард Львиное Сердце», я увидел, что там нет картинок. И начал сам рисовать иллюстрации: рыцарей, турниры, воинов на лошадях, доспехи, старинные замки. Я изучал военное снаряжение тех лет, листал энциклопедии, перерисовывал оттуда картинки. Я пробовал вообразить вместе с писателем рыцарский мир.

Потом я понял, почему взялся за тушь и перо (всегда у меня тушь была, сколько себя помню! А теперь без пузырька туши я даже в путешествия не пускаюсь). Видимо, тогда уже я почувствовал недостаточность творения, какую-то неполноценность книжки без картинок. Все было слишком эфемерно, неопределенно. Как будто перед глазами проплывали прозрачные стены воздушных замков.

В 1976 году мне в руки попал самиздатовский экземпляр книги писателя Саши Соколова «Школа для дураков». Это была ксерокопия с заграничного издания. Я открыл книгу, стал читать, и понеслись перед моими глазами географ Павел Норвегов, загадочная женщина Вета, Роза Ветрова, Михеев и сумасшедший мальчик на велосипеде.

Никогда раньше я не читал подобных книг, когда проза настолько пропитана поэзией, а сами персонажи да того растворились в окружающем мире – в облаках, пустырях, железнодорожной станции, зонтичных растениях, в паровозных гудках, – что мне стало ясно: наш мир не предметный и объективный, а мир мысли, мир слова, порожденный необычайным богатством воображения.

За неделю я нарисовал акварельные картинки, а Коля Козлов, мой друг, переплел их вместе с текстом романа. Я даже титульный лист сделал: разлиновал страницу как тетрадь и написал пером:

Саша Соколов.

Школа для дураков.

Это была моя вторая иллюстрированная книжка.

Кто-то считает, что иллюстратор – неудавшийся художник. Быть может, он хотел стать великим живописцем или скульптором, но не получилось у него увлечь зрителей своим творчеством, и он стал иллюстрировать чужие тексты.

Даже Гюстав Доре, великий художник, переживал по этому поводу: «Я иллюстрирую, чтобы обеспечить себе возможность приобретать холсты и книги, с давних пор мое сердце принадлежит моим картинам. Я чувствую, что рожден живописцем. О, эти побочные дела!»

«Побочными делами» он называл занятия иллюстрацией.

Сам Доре! Достигший в искусстве иллюстрации огромных высот! Он обладал поистине великим воображением. В детстве ему являлись в сновидениях устрашающе большие, жуткие, кошмарные образы.

В одиннадцать лет Доре создал несколько рисунков на литографском камне, таких, что его отец не на шутку обеспокоился. Чтобы отвлечь сына от рисования, отец покупает ему скрипку, и тут в художнике пробудился еще один дар – музыкальный. Мало того что он мог в точности изобразить все, что видел; он мог сыграть на своей скрипке все, что слышал.

Гюстав, как и я, часто ходил в библиотеку, где подолгу рассматривал старые гравюры. Он заносил свои наблюдения в маленькую записную книжку, но никогда не срисовывал лица и фигуры, только делал заметки о костюме, древнем шлеме или оружии…

Поэт Бодлер говорил о Гюставе Доре: «У него изумительная, почти божественная память, которая заменяет ему натуру».

Однажды друг Доре фотографировал собор, а художник просто рассматривал его. Затем уже дома, пока друг проявлял фотографию, Доре нарисовал этот собор по памяти. Когда сравнили фотографию и рисунок, то увидели, что в рисунке не упущено ни одной детали.

Мир содрогнулся, увидев иллюстрации Доре к «Божественной комедии», настолько живо он изобразил круги ада, еще с большими деталями, чем сам Данте Алигьери, про которого люди говорили: «Вот тот, кто может ходить в ад и приносить оттуда вести! У него от адского огня потемнело лицо и закурчавилась борода!»

Любое литературное произведение Доре превращал в кинофильм голливудского размаха, воссоздавая в рисунках самые эффектные сцены, которые мастера-граверы переводили в книжные иллюстрации.

Он иллюстрировал сказки Шарля Перро, «Барона Мюнхгаузена», «Басни Лафонтена», «Дон Кихота», «Гаргантюа и Пантагрюэля», Библию.

Доре для меня – бог книги, я учился у него.

Мне кажется, именно он привел меня в середине 80-х в издательство «Искусство» и познакомил с Лией Орловой, художницей и моим первым художественным редактором. Лучшие мастера книги работали в этом издательстве, иллюстрации делали Сергей Бархин, Юрий Ващенко, макеты роскошных альбомов создавали Александр Коноплев, Борис Трофимов, Вася Валериус.

И вот в таком антураже Лия доверила мне, Лёне Тишкову, нарисовать иллюстрации для книги «Португальские драмы». Это были пьесы драматургов эпохи Возрождения (послушайте, как звучат имена!) Франсишку Са-де-Миранда, Луис де Камоэнс, Антонио Феррейра…

Я нарисовал книгу, и она вышла. Вы не представляете, что это такое – первая твоя книжка, вышедшая из типографии, новенькая, свежая, пахнущая клеем и типографской краской. На черном переплете красовалась серебряная шпага, переходящая в свечу.

Свеча у меня там была основополагающим символом.

На форзаце я нарисовал монахиню в балахоне с капюшоном, а вместо лица у нее во мраке капюшона горела свеча. Каково же было мое удивление, когда эту же картинку я недавно увидел на обложке книги Дэна Брауна. Я подумал: «Как классно придумано! Где-то я уже это видел».