Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [22]
Научившись читать, я носил домой из библиотеки авоськи, полные книг. Приключения и фантастика стали моим любимым чтением. Однажды, открыв книгу Вальтера Скотта «Ричард Львиное Сердце», я увидел, что там нет картинок. И начал сам рисовать иллюстрации: рыцарей, турниры, воинов на лошадях, доспехи, старинные замки. Я изучал военное снаряжение тех лет, листал энциклопедии, перерисовывал оттуда картинки. Я пробовал вообразить вместе с писателем рыцарский мир.
Потом я понял, почему взялся за тушь и перо (всегда у меня тушь была, сколько себя помню! А теперь без пузырька туши я даже в путешествия не пускаюсь). Видимо, тогда уже я почувствовал недостаточность творения, какую-то неполноценность книжки без картинок. Все было слишком эфемерно, неопределенно. Как будто перед глазами проплывали прозрачные стены воздушных замков.
В 1976 году мне в руки попал самиздатовский экземпляр книги писателя Саши Соколова «Школа для дураков». Это была ксерокопия с заграничного издания. Я открыл книгу, стал читать, и понеслись перед моими глазами географ Павел Норвегов, загадочная женщина Вета, Роза Ветрова, Михеев и сумасшедший мальчик на велосипеде.
Никогда раньше я не читал подобных книг, когда проза настолько пропитана поэзией, а сами персонажи да того растворились в окружающем мире – в облаках, пустырях, железнодорожной станции, зонтичных растениях, в паровозных гудках, – что мне стало ясно: наш мир не предметный и объективный, а мир мысли, мир слова, порожденный необычайным богатством воображения.
За неделю я нарисовал акварельные картинки, а Коля Козлов, мой друг, переплел их вместе с текстом романа. Я даже титульный лист сделал: разлиновал страницу как тетрадь и написал пером:
Саша Соколов.
Школа для дураков.
Это была моя вторая иллюстрированная книжка.
Кто-то считает, что иллюстратор – неудавшийся художник. Быть может, он хотел стать великим живописцем или скульптором, но не получилось у него увлечь зрителей своим творчеством, и он стал иллюстрировать чужие тексты.
Даже Гюстав Доре, великий художник, переживал по этому поводу: «Я иллюстрирую, чтобы обеспечить себе возможность приобретать холсты и книги, с давних пор мое сердце принадлежит моим картинам. Я чувствую, что рожден живописцем. О, эти побочные дела!»
«Побочными делами» он называл занятия иллюстрацией.
Сам Доре! Достигший в искусстве иллюстрации огромных высот! Он обладал поистине великим воображением. В детстве ему являлись в сновидениях устрашающе большие, жуткие, кошмарные образы.
В одиннадцать лет Доре создал несколько рисунков на литографском камне, таких, что его отец не на шутку обеспокоился. Чтобы отвлечь сына от рисования, отец покупает ему скрипку, и тут в художнике пробудился еще один дар – музыкальный. Мало того что он мог в точности изобразить все, что видел; он мог сыграть на своей скрипке все, что слышал.
Гюстав, как и я, часто ходил в библиотеку, где подолгу рассматривал старые гравюры. Он заносил свои наблюдения в маленькую записную книжку, но никогда не срисовывал лица и фигуры, только делал заметки о костюме, древнем шлеме или оружии…
Поэт Бодлер говорил о Гюставе Доре: «У него изумительная, почти божественная память, которая заменяет ему натуру».
Однажды друг Доре фотографировал собор, а художник просто рассматривал его. Затем уже дома, пока друг проявлял фотографию, Доре нарисовал этот собор по памяти. Когда сравнили фотографию и рисунок, то увидели, что в рисунке не упущено ни одной детали.
Мир содрогнулся, увидев иллюстрации Доре к «Божественной комедии», настолько живо он изобразил круги ада, еще с большими деталями, чем сам Данте Алигьери, про которого люди говорили: «Вот тот, кто может ходить в ад и приносить оттуда вести! У него от адского огня потемнело лицо и закурчавилась борода!»
Любое литературное произведение Доре превращал в кинофильм голливудского размаха, воссоздавая в рисунках самые эффектные сцены, которые мастера-граверы переводили в книжные иллюстрации.
Он иллюстрировал сказки Шарля Перро, «Барона Мюнхгаузена», «Басни Лафонтена», «Дон Кихота», «Гаргантюа и Пантагрюэля», Библию.
Доре для меня – бог книги, я учился у него.
Мне кажется, именно он привел меня в середине 80-х в издательство «Искусство» и познакомил с Лией Орловой, художницей и моим первым художественным редактором. Лучшие мастера книги работали в этом издательстве, иллюстрации делали Сергей Бархин, Юрий Ващенко, макеты роскошных альбомов создавали Александр Коноплев, Борис Трофимов, Вася Валериус.
И вот в таком антураже Лия доверила мне, Лёне Тишкову, нарисовать иллюстрации для книги «Португальские драмы». Это были пьесы драматургов эпохи Возрождения (послушайте, как звучат имена!) Франсишку Са-де-Миранда, Луис де Камоэнс, Антонио Феррейра…
Я нарисовал книгу, и она вышла. Вы не представляете, что это такое – первая твоя книжка, вышедшая из типографии, новенькая, свежая, пахнущая клеем и типографской краской. На черном переплете красовалась серебряная шпага, переходящая в свечу.
Свеча у меня там была основополагающим символом.
На форзаце я нарисовал монахиню в балахоне с капюшоном, а вместо лица у нее во мраке капюшона горела свеча. Каково же было мое удивление, когда эту же картинку я недавно увидел на обложке книги Дэна Брауна. Я подумал: «Как классно придумано! Где-то я уже это видел».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.
«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».
Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.
Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.