Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - [26]
Так и моя книга стала развернутой во времени и пространстве одной большой иллюстрацией. Проспекты Петербурга тянулись там от страницы к странице, по этим проспектам скакали кони, перепрыгивая через книжный обрез, герои, которых я рисовал для стихотворений, вдруг появлялись в иллюстрациях к пьесам, как будто одни и те же актеры участвовали в разных действиях спектакля. А сама книга превратилась в графический театр.
Эту гармошку, растянутую на несколько метров, можно увидеть в Музее редкой книги Российской государственной библиотеки. Там в шкафу под стеклом лежит мой макет «Сочинений Козьмы Пруткова». Рядом перо, карандаш, тушь – «Стол художника, работающего над книгой».
Однажды искусствовед Юрий Александрович Молок, большой знаток книжного ремесла, похожий на шкипера с бородой и трубкой, попросил у меня эту иллюстрацию, чтобы продемонстрировать на своей лекции об истории книги: как можно сделать иллюстрацию больше, чем сама книга.
Потом эта картинка ко мне вернулась и долго-долго хранила запах табака трубки Юрия Александровича Молока.
А мои художественные подвиги стали обрастать легендами. В одном из серьезных исследований было написано, что я иллюстрировал «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова. Хотелось бы мне увидеть, как я это сделал…
Я действительно иллюстрировал Булгакова – две повести: «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Это было время, когда я сотрудничал с журналом «Химия и жизнь», флагманом вольнодумия. В Советском Союзе существовало три таких журнала: «Знание – сила», «Квант» и «Химия и жизнь», где рисовали очень знаменитые художники. В этих журналах они могли чувствовать себя свободно и рисовать все, что им вздумается, да еще и денег заработать!
Иллюстрация к роману М. Булгакова «Собачье сердце». Калька, тушь, рапидограф, 1990. Коллекция Бориса Фридмана.
У многих художников хранятся экземпляры этих журналов, они учились на них. Спросите Лешу Звероловлева, художника из Зеленограда, и он вам расскажет, что у него в мастерской на почетном месте лежат журналы «Химия и жизнь».
А при журнале было издательство. Там впервые опубликовали повести «Собачье сердце» и «Роковые яйца», раньше они считались антисоветскими.
Я с удовольствием взялся за Булгакова – во-первых, он мой коллега, врач, кстати, во все времена медицина считалась искусством, поэтому многие врачи в любой момент готовы погрузиться в творчество: поэты и писатели Авиценна, Франсуа Рабле, Чехов, французский сюрреалист Андре Бретон, художники Николай Кульбин, Макс Эрнст…
А ведь врачи – это люди, которые хорошо знают человека со всех сторон, в том числе его анатомию, психологию, они не страшатся бездн подсознания. Естественно, что их творчество пронизано фантасмагорией.
Меня заинтересовал медицинский эксперимент, описанный Булгаковым в «Собачьем сердце», когда собака превращается в человека. Я всегда любил изображать лаборатории и хирургические операции. В «Роковых яйцах» биологи выводят рептилий из обычных куриных яиц, используя специальное излучение. Очень колоритная картина! Змеи, крокодилы и ящерицы размножаются с ужасающей скоростью и расползаются по городам и весям. Есть что рисовать! И я нарисовал: комиссар Рокк на огромной курице, буденновцы с шашками наголо несутся за страусами, русский зимний пейзаж, баба несет коромысло с ведрами между замерзшими крокодилами.
Я нарисовал Шарикова с собачьими ушами и полумордой, профессора Преображенского в белом халате с огромными хирургическими инструментами, конструктивистские декорации клуба, в котором заправляет Шариков, ставший влиятельным большевиком.
Все это было исполнено черной тушью, тонкими линиями, черточками, заливками на кальке. На переплете я изобразил огромную анаконду, летящую на дельтаплане над городом. Так что «рожденный ползать – летать может!». Книга вышла на очень дешевой серой бумаге (времена были еще те!), но большим тиражом – и сразу разошлась. Люди впервые могли познакомиться с никогда ранее не публиковавшимися повестями автора «Мастера и Маргариты» и «Белой гвардии».
Тогда же в одном из толстых журналов вышел роман Евгения Замятина «Мы», фантасмагоричный не меньше, чем булгаковские повести. Когда мне и Николаю Козлову предложили участвовать в международной выставке книги в Лейпциге, я решил рисовать иллюстрации к Замятину.
Как и «Война с саламандрами», антиутопия «Мы» – история о будущем: тоталитарное государство, город, в котором люди живут в стеклянных домах, и сквозь прозрачные стены за ними наблюдает Большой Брат. Роман «Мы» впервые вышел в Лондоне, в Советском Союзе за чтение и хранение этой книги можно было угодить в кутузку.
Я разлиновал лист бумаги, словно тетрадь для прописей. Потом провел вертикальные линии, и получилась сетка. Или клетка, а в этой клетке – живут, ходят, работают, любят герои, одетые в серую униформу. Каждый человек стал обитателем стеклянной призмы. Так типографская сетка стала знаком и символом жизни тоталитарного общества. А сверху парили «летатлины», внимательно наблюдая за горожанами, пока те организованно, колоннами, двигались по разлинованным улицам.
Иллюстрация к роману Евгения Замятина «Мы». Бумага, акварель, карандаш, 1989.
