Как стареет женщина - [4]
Она вздыхает.
— Очень мило с твоей стороны так говорить, Хелен, мило с твоей стороны убеждать меня. В конце концов, жизнь не прошла зря. Конечно, я не убеждена. Как ты говоришь, если бы меня можно было бы в этом убедить, я не была бы собой. Но это не утешение. Я не в веселом настроении, как видишь. В моем настроении жизнь, которой я жила, выглядит неправильной от начала до конца, и не особенно интересной. Если кто-то действительно хочет быть лучшим человеком, мне кажется, должны быть менее обходные пути, чем марание тысяч страниц прозой.
— Какие же?
— Хелен, это не интересный разговор. Мрачное душевное состояние не дарит интересных мыслей, по крайней мере, по моему опыту.
— Может, тогда не стоит разговаривать?
— Да, давайте не будем говорить. Давайте вместо этого сделаем что-то очень старомодное. Давайте спокойно посидим здесь и послушаем кукушку.
Действительно, тут было слышно кукушку, где-то за рестораном. Если окно открыто даже чуть-чуть, ветер довольно четко доносит звук: мотив с двумя нотами, высокая-низкая, повторяется раз за разом. Благоухающий, она думает— китсовсковское слово — благоухающий летом и летней легкостью. Мерзкая птица, но какой певец, какой проповедник! Ку-ку, имя Бога на языке кукушки. Мир символов.
Они делают то, чего они не делали вместе, с тех пор, как были детьми. Сидя на балконе квартиры Хелен, в волнах тепла средиземноморской ночи, они играют в карты. Они играют в бридж в три руки, они играют в игру, которую они привыкли называть «Семерки», во Франции ее называют «Рами», по словам Хелен/Элен.
Идея вечера с картами — Хелен. Сначала это казалось странной задумкой, искусственной; но как только они начали, ей понравилось. И как Хелен интуитивно это поняла: она бы не заподозрила Хелен в интуиции.
Что поразило ее, как легко они увлекаются, становятся теми, кто она думала, исчезли тридцать лет назад, теми, кто она думала, ушли навсегда, когда они все сбежали друг от друга: Хелен безрассудная и непокорная, Джон дотошный, предсказуемый до мелочей, и она сама удивительно хваткая, учитывая, что это ее собственная плоть и кровь, учитывая, что пеликаны разрывают себе грудь, чтобы прокормить потомство. Если бы они играли со ставками, она бы раздела их до нитки. Что это говорит о ней? Что это говорит о них всех? Говорит ли это, что характер неизменен, нерушим; или же это просто говорит, что семьи, счастливые семьи, хранят ритуалы и маски вместе?
— Кажется, я все еще не утратила сноровку, — замечает она после очередной победы. — Простите меня. Так неловко.
Конечно, это ложь. Она не смущается, совсем нет. Она торжествует.
— Любопытно, какие силы человек сохраняет на протяжении многих лет и какие начинает терять.
Сила, которую она сохраняет, сила, которую она осуществляет в этот момент, это визуализация. Без малейшего умственного усилия она видит карты в руках своих детей, все до единой. Она видит их в руках, она видит их в сердцах.
— Какие силы, по-твоему, ты теряешь, мама? — осторожно спрашивает сын.
— Я теряю, — говорит она весело, — силу желания.
Назвался груздем — полезай в кузов.
— Я бы не сказал, что желание имеет силу, — резко отвечает Джон, поднимая эстафету. — Интенсивность возможно. Напряжение. Но не силу, не лошадиную силу. Желание может заставить вас хотеть подняться на гору, но это не приведет вас к вершине.
— А что ведет к вершине?
— Энергия. Топливо. То, что копится в процессе подготовки.
— Энергия. Вы хотите знать мою теорию энергии, энергетики старого человека? Не беспокойтесь, ничего личного в этом, это не смутит вас, и никакой метафизики, ни капли. Теория строго материальная. Ну вот. По мере того как мы стареем, каждая часть тела ухудшается или терпит энтропию, в самих клетках. То, что означает старение с материальной точки зрения. Даже в тех случаях, когда старики еще здоровы, старые клетки уже желтеют, как листья осенью (метафору я допускаю, но метафоры — не метафизика). Это касается многого, многого и клеток мозга тоже. Так же, как весна — это сезон, который с нетерпением ждет лета, так и осень-это сезон, который оглядывается назад. Желания, рожденные осенними клетками мозга — это осенние желания, ностальгические, уложенные слоями в памяти. У них уже нет летней жары; вместо интенсивности, у них есть многозначность, сложность, они обращены скорее к прошлому, чем к будущему.
Вот, в чем суть моего вклада в науку о мозге. Что думаете?
— Вклад, я бы сказал, — говорит ее дипломатический сын, — в науку о мозге меньше, чем в философию ума, в спекулятивную ветвь этой философии. Почему бы просто не сказать, что у тебя осеннее настроение и не остановиться на этом?
— Потому что, если бы это было просто настроение, оно бы изменилось, как это делают настроения. Выходит солнце, настроение становится все более солнечным. Но есть состояния души, они глубже настроений. Ностальжи-де-ла-бо (тоска по красоте), например, не настроение, а состояние бытия. Я спрашиваю, тоска, тоска по красоте, относится к уму или к мозгу? Мой ответ — мозгу. Мозг, происхождение которого лежит не в области форм, а в грязи, в грязи, в первобытной слизи, к которой, когда он появляется, он жаждет вернуться. Материальная тоска, исходящая из самих клеток. Смерть заложена глубже, чем все думают.
За свой роман "Бесчестье" южноафриканец Кутзее был удостоен Букеровской премии - 1999. Сюжет книги, как всегда у Кутзее, закручен и головокружителен. 52-летний профессор Кейптаунского университета, обвиняемый в домогательстве к студентке, его дочь, подвергающаяся насилию со стороны негров-аборигенов, и сочиняемая профессором опера о Байроне и итальянской возлюбленной великого поэта, с которой главный герой отождествляет себя… Жизнь сумбурна и ужасна, и только искусство способно разрешить любые конфликты и проблемы.
«Детство Иисуса» – шестнадцатый по счету роман Кутзее. Наделавший немало шума еще до выхода в свет, он всерьез озадачил критиков во всем мире. Это роман-наваждение, каждое слово которого настолько многозначно, что автор, по его признанию, предпочел бы издать его «с чистой обложкой и с чистым титулом», чтобы можно было обнаружить заглавие лишь в конце книги. Полная символов, зашифрованных смыслов, аллегорическая сказка о детстве, безусловно, заинтригует читателей.
В «Школьных днях Иисуса» речь пойдет о мальчике Давиде, собирающемся в школу. Он учится общаться с другими людьми, ищет свое место в этом мире. Писатель показывает проблемы взросления: что значит быть человеком, от чего нужно защищаться, что важнее – разум или чувства? Но роман Кутзее не пособие по воспитанию – он зашифровывает в простых житейских ситуациях целый мир. Мир, в котором должен появиться спаситель. Вот только от кого или чего нужно спасаться?
Кутзее из тех писателей, что редко говорят о своем творчестве, а еще реже — о себе. «Сцены из провинциальной жизни», удивительный автобиографический роман, — исключение. Здесь нобелевский лауреат предельно, иногда шокирующе, откровенен. Обращаясь к теме детства, столь ярко прозвучавшей в «Детстве Иисуса», он расскажет о болезненной, удушающей любви матери, об увлечениях и ошибках, преследовавших его затем годами, и о пути, который ему пришлось пройти, чтобы наконец начать писать. Мы увидим Кутзее так близко, как не видели никогда.
При чтении южноафриканского прозаика Дж. М. Кутзее нередко возникают аналогии то с французским «новым романом», то с живописью абстракционистов — приверженцами тех школ, которые стараются подавить «внетекстовую» реальность, сведя ее к минимуму. Но при этом Кутзее обладает своим голосом, своей неповторимой интонацией, а сквозь его метафоры пробивается неугасимая жизнь.Дж. М. Кутзее — лауреат Нобелевской премии 2003 года.Роман «В ожидании варваров» вошел в список ста лучших романов всех времен, составленный в 2003 году газетой The Observer.
Дж.М.Кутзее — единственный писатель в мире, который дважды получил Букеровскую премию. В 2003 г. он стал нобелевским лауреатом. Роман «Осень в Петербурге», как и другие книги южноафриканского прозаика, отличает продуманная композиция и глубокое аналитическое мастерство.
«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».