Как работают над сценарием в Южной Калифорнии - [150]

Шрифт
Интервал

Развитие сюжета

В первой части фильма, когда параллельные истории показаны четко и в динамике, сюжет развивается во многом по принципу «а в это время...». Стоило нам познакомиться с тремя подругами, и история начинает «прыгать» от жизни одной к жизни другой: мы видим их и на работе, и с мужчинами, которые появляются в их жизни. Даже в первой половине фильма жизнь Кати доминирует над остальными не только потому, что занимает больше экранного времени, отданного описанию ее жизненных перипетий, но и в отношении количества и природы этих самых перипетий. Жизнь Антонины сразу же видится предсказуемой и безо всяких видимых проблем. Планы Людмилы найти выгодного мужа, кажется, увенчались успехом — она встретила Сергея. А Катя не смогла поступить в институт, забеременела и, покинутая отцом ребенка, вынуждена растить дочь одна. Ее проблемы явно серьезнее.

Во второй половине фильма, в 1978 году, параллельные истории сходят на нет, и перевес в пользу истории Кати становится ощутимее. Даже проблемы Людмилы с Сергеем, сами по себе серьезные и значимые, показаны не столь полно и детально, как горести Катерины. Они — просто осторожное напоминание о том, насколько плохо могло все обернуться, если бы последняя пошла по пути, предложенному Людмилой, а история Антонины и Николая показывает, как предсказуема и проста была бы ее жизнь, выбери она судьбу, сходную с судьбой подруги.

Именно взаимодействие основной истории и двух побочных делает фильм уникальным. С самого начала истории развиваются одновременно, потом две явно становятся побочными, а в самом конце — просто примерами альтернативного развития событий в сложной и многогранной жизни Кати. Использование Людмилы и Антонины в качестве дополнительных протагонистов и персонажей побочных сюжетов создает интересный угол зрения для рассмотрения основной истории.

Развитие ролей Николая и Сергея происходит в контрастирующей манере. Николай играет полноценную роль в истории Антонины, что неудивительно, но принимает и деятельное участие в истории Кати. Его принимают за отца ее ребенка, именно он находит Гогу и приводит обратно. Он — важный элемент истории Кати. Сергей же имеет значение лишь для истории Людмилы, служа в Катиной лишь примером.

Скрытая ирония

В фильме широко и эффективно используется метод скрытой иронии. С самой ранней сцены, когда Людмила по телефону врет, что живет не в общежитии, а в квартире, мы уже знаем то, чего не знают некоторые герои. В квартире Катя включается в игру и тоже обманывает гостей, потом ей и самой приходится говорить неправду, самый яркий пример чему — то, что она заставила Гошу поверить, что является профсоюзной активисткой, а вовсе не директором крупного предприятия. Впоследствии это знание становится для нас и для самой Кати крайне важным — в сцене, когда Рудольф просит познакомить его с дочерью, правда раскрывается, и не без последствий. Особенно интересно то, что в момент раскрытия создается еще один случай скрытой иронии. Сообщив о том, каких успехов добилась Катя, Рудольф понятия не имеет, к чему это приведет. Также он не в курсе переживаний Гоши и того, что он до последнего не желает верить услышанному. Александра понимает, что ложь разоблачена, однако еще не знает, что «старый друг» является ее отцом, так что с нею связан еще один момент скрытой иронии, параллельно тому, что создан словами Рудольфа. Не без удовольствия следя за вновь открывающимися героям фактами, мы волей-неволей сопереживаем им в одной из самых драматичных сцен фильма.

Подготовка и последствия

Само название фильма говорит о том, что в нем будут слезы — и они не заставляют себя ждать. Во многих сценах Катя падает на кровать, чтобы выплакаться — и, как правило, это завершающие сцены кадры. Оплакивая уход Рудольфа, рыдая от бессилия из-за того, что будильник приходится ставить на все более и более раннее время или из-за того, что ушел Гоша, Катя плачет из-за неудач, постигших ее перед этим. Потому и сцены эти являются завершающими. Однако интересно отметить, что одновременно сцены рыданий в подушку являются и сценами подготовки. Катя плачет в постели перед появлением матери Рудольфа. Если боль от того, что Рудольф покинул ее, является финальной точкой, то рыдания перед тем, как выслушать гадости в свой адрес, готовят нас к этой сцене. Выслушав оскорбления, Катя выражает негодование — в ней проснулась сила духа, однако этот всплеск эмоций снова имеет своим результатом расстройство.

Сцены с Александрой — отличный пример завершающих сцен для отношений ее матери с Гошей. То, что этот нахрапистый и обаятельный человек ей понравился, как и то, что она с восторгом поняла, что от нее неуклюже пытаются скрыть, что они провели время в постели, дают нам время и возможность осознать изменения, происшедшие в жизни ее матери. Она не только создает фон для того, чтобы Катя могла ответить на Гошины чувства, но собственная ее реакция рождает точные примеры, позволяющие зрителю глубже понять, что испытывают и мать, и дочь.

Закладка и ее использование

Книги в жизни Кати — отличный и показательный пример закладки. В первых же сценах выясняется, что в институт ей поступить не удалось, однако она продолжает заниматься, что показывает ее нацеленность на образование. Позже, оставшись жить матерью-одиночкой в комнате, где раньше жила с подругами, Катя по-прежнему держит там книги — ее устремления никуда не делись. А когда Гоша впервые переступает порог ее квартиры, первое, что привлекло и заинтересовало его, — книжный шкаф. И в очень удачной сцене его заинтересованность обыгрывается — найдя его, первое, что видит Николай — огромное количество книг, которыми буквально завалена его комната. Нам показывают, что эти двое созданы друг для друга.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.