Как работают над сценарием в Южной Калифорнии - [152]
Приготовление еды может быть и действием, и занятием. Когда подруги собираются, чтобы отметить день рождения Александры, это просто занятие. Как занятие и то, как Катя и Людмила готовят на даче овощи с грядок. Это занятие говорит нам, что обе женщины знают, что такое «простая жизнь» на селе. Но когда Гоша готовит ужин для Кати и Александры в первый вечер в их квартире, то, что на первый взгляд выглядит как занятие, — чистой воды действие. Он желает показаться значимым и полезным, хочет порадовать хозяек и сделать так, чтобы в этом доме его ждали. И добивается своего.
Даже диван-кровать может сочетать в себе и действие, и занятие. Засыпая в одиночестве, Катя не раскладывает диван — и ее ночной ритуал всего лишь занятие. Но, когда они с Гошей нежились после полуденного секса и вдруг услышали, что Александра вернулась домой, они спешно бросились собирать диван и заправлять его, чтобы та ничего не заподозрила, — и из занятия это становится действием.
Диалоги
Диалоги в фильме вполне естественны, однако в беседах женщин и их избранников многократно проскальзывают философские размышления. Смесь реплик, вполне реалистичных в обычных ситуациях, но в особых обстоятельствах получающих более глубокое значение, придает фильму особенный шарм. В ответ на предложение Людмилы притвориться профессорскими дочками Катя вполне здраво отвечает: «Сколько ни притворяйся, лучше, чем есть, не станешь». В финале, когда Гоша возвращается, и они все прощают друг другу, Катя произносит: «Как долго я тебя искала». Эти слова сказаны не столько для Гоши, сколько для самой Кати, и наглядно демонстрируют ее натуру. Она с самого начала знала правду, но никак не могла заставить себя в нее поверить. Во время пикника, когда сам Гоша признается, что о нем слишком хорошо говорят, Катя отвечает: «Жизнь это поправит». Всего пара слов, идеально подходящих по контексту — и она делает вполне глубокомысленное заявление, прекрасно демонстрирующее ее мнение по этому поводу.
Диалоги — прекрасное средство раскрытия характеров героев. Людмила говорит: «Соври еще раз, пожалуйста» и «Вот из меня бы генеральша получилась бы, очень даже ничего». Любую проблему она поначалу решает с помощью лжи, а значит, обманывает и себя тоже.
Весьма запоминающиеся реплики принадлежат Рудольфу. Вдохновенная лекция о будущем телевидения, вполне уместная тогда, сейчас слово в слово могла бы быть произнесена на тему Интернета. Не говоря уже о том, что речь сама по себе яркая. Когда он просит Катю позволить ему увидеть дочь, он говорит: «Как-то по-дурацки жизнь прошла». Слова верные, подходящие и не лишенные известного философского подтекста. А слова Антонины «Хорошего мужчину самой надо делать» и вовсе претендуют на афористичность.
Зрительный ряд
Многочисленные вариации на тему того, как и когда Катя плачет в ответ на постигшие ее удары судьбы, заслуживают особого внимания. Даже в стенах общежития для рабочих, в комнате, которую она делила сперва с двумя подругами, потом с Людмилой, а затем с дочкой, это происходит каждый раз в разных местах по мере возрастания серьезности проблем. Сначала она плачет днем в своем углу комнаты, потом ночью, в самом темном и дальнем углу, уткнувшись в подушку. Потом она плачет на диване-кровати, а уже ближе к финалу, когда Гоша ушел и она позволила друзьям прийти себе на помощь, один-единственный раз плачет сидя, словно уже не боясь взглянуть проблеме в лицо.
Первое появление на экране Гоши очень искусно выстроено в визуальном плане. Мы слышим его и узнаем о том, что он вошел, гораздо раньше, чем видим его лицо. Он помогает незнакомой женщине нести самовар, и ноша скрывает его лицо. Но нам становится любопытно скорее увидеть его. Схожим способом на экране появляется выросшая Александра, и даже Катю двадцать лет спустя нам показывают не сразу.
Начальная и финальная сцены, представляющие панораму города, не только эффектно вводят в историю и завершают ее, но и дают время понять, что Москва — это целый отдельный мир. Нам показывают, какой это большой и красивый город, позволяют полюбоваться архитектурой и оценить размеры, прежде чем в фокусе камеры окажутся Катя и ее часть мира, называемого Москвой.
Драматические сцены
Две глубокие и наполненные сцены встречи Кати и Рудольфа в парке создают прекрасные условия для раскрытия правды о героях и их характерах. В первой, когда она признается ему, что беременна и нуждается в помощи, конфликт усугубляется и достигает высшей точки, когда она просит его найти врача, который сделал бы аборт. По мере того как ее просьбы становятся все значительней, он все больше отдаляется от нее — физически и эмоционально. И ужас того, что он в конце концов бросает ее в эту минуту, прекрасно подчеркивается отъездом камеры, в результате чего она остается маленькой фигуркой на скамье. Годы спустя они же встречаются на том же месте, на той же скамье, но на сей раз они поменялись ролями: Рудольф отчаянно хочет увидеть дочь и не против помириться с Катей. Теперь она находится в более выгодном положении и испытывает некую долю удовлетворения, отказывая ему.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».