Как птички-свиристели - [22]
Хотя и «Тоннели», и «Немногие» были обозначены издателем как романы, Том не считал себя «романистом», вовсе нет. «Книжный червь» — пожалуй, более правдивое определение. Писательский труд для Тома всегда становился в некотором смысле продолжением чтения. «Тоннели» начались с небольшого отрывка, победившего на еженедельном литературном конкурсе «Нью стейтсмен». От участников требовалось придумать и описать встречу известных героев произведений английской литературы девятнадцатого века. У Тома получился обмен колкостями между Доротеей Брук из «Мидлмарч»[37] и Бекки Шарп из «Ярмарки тщеславия». А потом стали возникать в голове новые встречи, они навязчиво лезли на ум, пока Том ехал в метро или когда пытался уснуть. Самые интересные он набросал в блокноте и вскоре уже, можно сказать, работал над книгой о викторианском Лондоне. Или книга работала над ним.
Тоннелями, которые Том сделал заглавием книги, были лондонские сточные канавы, со смаком описанные Генри Мэйхью[38] в «Лондонских рабочих и лондонской бедноте», а еще имелись в виду тоннели, прокладываемые автором-библиофилом между самыми разными книгами, так что, например, генерал Уильям Бут[39], написавший книгу «Во мраке Англии и вне его», мог пробраться в диккенсовскую «Крошку Доррит» и пытаться вовлечь Эми в Армию Спасения. Или сыщик Кафф, уйдя в отставку со службы в «Лунном камне» Уилки Коллинза, начинал копаться в темном прошлом нувориша Огастуса Мельмотта из романа Троллопа «Как мы теперь живем». Том не чувствовал собственного стиля: он обнаруживал, у себя творческую манеру то Чарльза Кингсли[40], то Джорджа Гиссинга[41], и при этом испытывал чувство освобождения и открытия чего-то нового, подобно актеру, играющему характерные роли и полностью растворяющемуся в персонажах. В рецензиях его неверно характеризовали как пародиста. Том знал, кто он: почитатель, подражатель, стилист.
Успех «Тоннелей» удивил Тома. Книга даже вошла в курс лекций по постмодернизму, хотя сам автор относил себя к безнадежным премодернистам. Благодаря большим тиражам в Америке у Тома с избытком хватило средств, чтобы выплатить по закладной за квартиру, и теперь, в перерывах между ответами на письма юных аспирантов, он имел возможность понемногу, лениво, отдавать дань другому старому увлечению — книгам о Второй мировой войне.
Еще в студенческие годы в Брайтоне Том был тайным поклонником ретроспективных показов телефильмов 1950-х годов о войне, особенно тех, где снимался молодой или скорее моложавый Кеннет Мор[42]. Кому-то нравился Антониони[43]. А Том любил «Дотянуться до неба»[44]. В дешевых развалах рядом с букинистическими магазинами он отыскивал книги, послужившие основой для фильмов, в большинстве своем издания серии «Пэн» в мягких обложках, пожелтевшие и истрепанные: «Одна из наших подлодок», «Два яйца у меня на тарелке», «Последний противник», «Зло при свете луны», «Врач на войне», «Не осторожничайте», «Кто угодно, но не солдат». Кроме того, Тома интересовали книги о побегах из лагерей для военнопленных (и сколько еще тоннелей находилось в тех произведениях!), например, «Колдитцкая история»[45]. «Деревянный конь», «Великий побег», «Сбеги или умри».
В 1998 году Том читал и перечитывал эти книги в течение долгого и счастливого лета. Он собрал и другие произведения, напечатанные в годы войны на сероватой бумаге, разукрашенные дешевыми ксилографиями и предназначенные для поднятия патриотического духа солдат, находящихся вдали от родины. В них говорилось об английских церквях, английской сельской местности, английских каналах и английских графствах, все это описывалось в невероятно вкусной манере, лучше и не передать прелесть сельского чаепития с непременными пшеничными лепешками, густыми сливками и засахаренным клубничным джемом. Еще он покупал любые книги, какие только удавалось найти, о Блетчли-парке и кембриджских профессорах, взломавших код «Энигма».
Кодом, который сам Том пытался расшифровать в «Немногих», стала загадка Англии, преломленная через попадавшиеся ему книги и фильмы соответствующей тематики. В центре Спектакля — так Том обозначил в своей книге войну — он поместил весьма приятного молодого персонажа, офицера по имени Кеннет. «Не слишком ли очевидно?» — беспокоился Том. Один из последних оставшихся в Дюнкерке на берегу, Кеннет летал на «Ланкастерах» и истребителях «Спитфайр», убегал из Колдитца, натягивал водолазный костюм, чтобы установить магнитные мины на неприятельских военных кораблях, плавал на корвете в составе конвоя, сражался вместе с фельдмаршалом Монтгомери при Эль-Аламейне, высаживался в Анцио, находился во Франции во время освобождения Парижа и в Германии — в день падения Берлина. Вот весь Кен — образец благопристойности, порядочности и одновременно рыцарской галантности, но никому не известный. Вопрос заключался в следующем: по собственному разумению героя, за что он сражается? И почему же в Спектакле Кеннет — Звезда?
«Немногие» стали бестселлером в Британии, а письма от аспирантов уступили место целому потоку корреспонденции от полковников и бригадиров[46] (в отставке), которые окопались в Уилтшире, Кенте и Хэмпшире и оттуда вели по Тому прицельный огонь. В США книга в основном получала весьма лестные отзывы в печати, но продавалась вяло: у Америки были свои военные фильмы, и нигде не снимался Кеннет Мор. Том проехал с одного конца Штатов до другого во время писательского турне по восьми городам и не встретил ни единого человека, смотревшего «Дотянуться до неба».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Каково это – работать криминальным журналистом? Мир насилия, жестокости и несправедливости обнажается в полном объеме перед тем, кто освещает дела о страшных убийствах и истязаниях. Об этом на собственном опыте знает Екатерина Калашникова, автор блога о криминальной журналистике и репортер с опытом работы более 10 лет в федеральных СМИ. Ее тяга к этой профессии родом из детства – покрытое тайной убийство отца и гнетущая атмосфера криминального Тольятти 90-х не оставили ей выбора. «Записки криминального журналиста» – качественное сочетание детектива, true story и мемуаров журналиста, знающего не понаслышке о суровых реалиях криминального мира.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».
Замок ди Шайян…Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…Почему?!.
Головокружительная литературная мистификация…Неприлично правдоподобная история таинственной латинской рукописи I в. н. э., обнаруженной в гробнице индейцев майя, снабженная комментариями и дополнениями…Завораживающая игра с творческим наследием Овидия, Жюля Верна, Эдгара По и Говарда Лавкрафта!Книга, которую поначалу восприняли всерьез многие знаменитые литературные критики!..
Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!Новые письма в древний Китай!Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы.
Таинственная история НЕДОПИСАННОГО ПОРТРЕТА, связавшего судьбы слишком многих людей и, возможно, повлиявшего на судьбу Англии времен Революции и Реставрации…Единство МЕСТА, ВРЕМЕНИ и ДЕЙСТВИЯ? Нет. ТРИЕДИНСТВО места, времени и действия. Ибо события, случившиеся за одни сутки 1680 г., невозможны были бы без того, что произошло за одни сутки 1670 г., а толчком ко всему послужили ОДНИ СУТКИ года 1650-го!