Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности - [41]
Длился этот спектакль, по моим ощущениям, минут семь — десять. Но подготовка заняла несколько недель, если не месяцев, и захватила почти весь класс. Большинство девочек изображали снежинки и подснежники. Им сшили белые балетные пачки, обеспечили обувь для передвижения на полупальцах и искусственные подснежники, вооружившись которыми снежинки превращались в цветы. Большинство мальчиков стали братьями-месяцами, из которых главная роль по либретто отводилась Апрелю.
Догадался ли читатель, кому была поручена эта роль? Да, конечно, эта честь выпала мне. Балетмейстером руководило, видимо, не только материнское чувство, но и трезвый расчет: я много бывал в театре, и мне на примитивном уровне уже можно было объяснить, что я должен делать на сцене. К тому же я был довольно выразителен: мой очень взыскательный папа приходил в восторг, когда я подражал действиям танцовщиков.
Интересно, что, несмотря на природную робость, я этому назначению, кажется, не сопротивлялся. Более того: до сих пор помню это сладкое, почти эротическое ощущение могущества, когда, выйдя на авансцену, я призывно-повелительным жестом медленно разводил руки в стороны до уровня плеч ладонями вверх, и по мановению моих рук из кулис послушно появлялись девчонки в дрожащих пачках.
На роль девочки-падчерицы сначала была назначена симпатичная, с вполне, как я теперь понимаю, европейским лицом, рослая, но хрупкая Екатерина. То ли у нее не получалось так, как хотелось маме, то ли она была для меня высоковата, то ли мама видела, что я скован, поскольку девочка мне нравилась, но мама заменила ее на маленькую, большеглазую и лобастую Ирину с толстой русой косой и совершенно русской внешностью.
Костюмы для нас первоначально готовили родители — кто во что горазд. Но замечательные головные уборы, символизировавшие особенности каждого месяца, создала удивительная мастерица, бабушка моего одноклассника, а впоследствии друга и замечательного художника Саши. После того как первое же наше выступление во Дворце железнодорожников вызвало настоящий фурор, нам централизованно пошили костюмы. У двенадцати месяцев оказались одинаковые русские атласные рубахи, все разного цвета, но очень яркие. Сохранились ли прежние головные украшения — символы того или иного месяца, — я не помню. Мою голову и в первом, и во втором сценическом наряде украшал венок из весенних цветов. Этот девчачий атрибут меня несколько смущал, но я с этим легко смирился, вероятно, после профилактической маминой беседы, которая, проходила, скорее всего, под девизом «Искусство требует жертв».
В общем, мой класс, видимо, успешно прошел несколько туров самодеятельного конкурса, потому что мы выступали многократно. Школьное и классное руководство торжествовало, мама была удовлетворена, а мои одноклассники через пятьдесят лет после этого события вспоминают его с добрыми чувствами. И в моей памяти оно осталось ярким пятном на сером фоне, унылом, как тогдашняя школьная форма. Во всяком случае, мало что из школьных событий я могу вспомнить столь отчетливо.
Цензура
Секретарю ЦК КПСС тов. Поспелову П. Н.
Докладываем о значительном ослаблении идеологического контроля за содержанием и качеством исполнения репертуара в концертно-зрелищных учреждениях страны.
В связи с ликвидацией в конце 1951 года Главреперткома (входившего в систему бывшего Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР) функции контроля за репертуаром исполнителей-артистов и коллективов были в значительной своей части переданы Главлиту.
Истекшие полтора года показали, что произведенная реорганизация системы наблюдения за состоянием репертуара концертной эстрады и театральной сцены не оправдала себя. Идейно-политический и художественный контроль за исполнительской деятельностью и репертуаром многочисленных чтецов, актеров, музыкантов, оркестров, концертных бригад, областных и районных театров значительно ухудшился.
В данное время концертно-зрелищная и массовая культурно-художественная работа в огромной сети городских и сельских клубов, домов и дворцов культуры, ресторанов, санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей и других общественных мест, привлекающих миллионы зрителей и слушателей, находится фактически вне контроля. Это целиком относится также к многочисленным исполнителям различной бытовой музыки: оркестрам на танцплощадках и катках, баянистам, массовикам на пароходах, в санаториях и т. д.
Переданные Главлиту штаты периферийных уполномоченных бывшего Главреперткома не используются для контроля за идейно-художественным исполнением репертуара, так как по роду своей деятельности Главлит не имеет непосредственного общения с авторами и исполнителями. Его органы ведают лишь специальным надзором за охраной государственной и военной тайны, а не за идейно-художественным качеством произведений и их исполнением.
Министерство культуры СССР в данное время не осуществляет наблюдения за исполнением художественных произведений в учреждениях других ведомств (санатории, рестораны, дома офицеров и пр.). Последние также не несут ответственности за этот важный участок идеологической работы. В результате этого на эстраде получили широкое распространение запрещенные ранее Главреперткомом идейно-порочные и антихудожественные произведения. […]
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.