Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - [75]
Говоря о том времени, Н. Я. Мандельштам пишет: «…пострадали люди и книга Ахматовой, которая пошла под нож. Из всего тиража, уже сложенного в пачки, уцелело несколько экземпляров, украденных рабочими. Можно считать, что книга вышла в количестве двадцати экземпляров. Мы живем в стране неслыханно больших и неслыханно малых тиражей»[228]. В данном случае — это преувеличение. Несмотря на то, что постановлением ЦК велено было «книгу стихов Ахматовой изъять», большая часть ее тиража все-таки успела попасть в продажу и моментально была раскуплена.
Гораздо драматичнее сложилась судьба двух книг Ахматовой, вышедших в июле, как раз накануне августовского постановления ЦК 1946 г. Тиражи этих книг успели почти полностью уничтожить: остались буквально считанные экземпляры. Повелевалось также приостановить производство и распространение двух книг Ахматовой, готовившихся к изданию в этом же году («Стихотворения» и «Избранные стихи»). Заодно велено «выкорчевать ахматовщину», в связи с чем, как уже говорилось ранее, в декабре 1946 г. уничтожен набор уже сверстанного сборника стихотворений Всеволода Рождественского.
После 1946 г. наступила 12-летняя пора гробовой тишины. Начиная с 1958 г. книги Ахматовой время от времени появляются, но в крайне усеченном виде. Камнем преткновения остаются «Реквием», полный текст «Поэмы без героя» и другие произведения. Даже в «Стихотворениях и поэмах», вышедших в Большой серии «Библиотеки поэта» в 1977 г. и подготовленных академиком В. М. Жирмунским, литературное наследие поэтессы представлена далеко не в полном виде. О постоянных «издательских подлейших мошенствах» Ахматова неоднократно рассказывала Лидия Чуковская. В «Беге времени» 1965 г. редакторы заставили убрать обращенные к ней строки Иосифа Бродского, поставленные в качестве эпиграфа к стихотворению 1962 г. «Последняя роза» («…вы напишете о нас наискосок»). Вместо «Памяти Бориса Пастернака» они же предложили озаглавить «Смерть поэта». Ахматова согласилась — потому, быть может, что такое название, начиная со стихотворения Лермонтова, как нельзя лучше передавало смысл трагедии, приключившейся с затравленным поэтом после 1958 г. «Но уже без спросу, — рассказывала Ахматова, — негодяи подменили даты: вместо 1960-го под “Смертью поэта” в надежде на беспамятство читателей поставлено “1957”, и под стихотворением “И снова осень валит Тамерланом” не 47-й, а тоже 57-й». Л. Чуковская так комментирует эти редакторские «мошенства»: «Сняли строку Бродского — понятно: его имя запрещено цензурой. Поставили под стихами “Смерть поэта” не 60-й, а другой год — тоже понятно: мало ли какой поэт умер в 1957-м году! В чем была задача злоумышленников, подменявших дату под последним стихотворением, не совсем понимаю. Просто, чтобы подальше от 46-го?»[229].
Словобоязнь, столь характерная для логократического режима, заставила редакцию журнала «Москва» в 1959 г. даже снять название стихотворения «Август», заменив его «Сном», в котором есть такие строчки: «О август мой, как мог ты весть такую / Мне в годовщину страшную отдать!» По мнению Л. Чуковской, «названия они испугались, потому что постановление 46-го года было в августе»[230]. Но, судя по контексту, в стихотворении все-таки скорее речь шла о другом августе — 1921 года, когда был расстрелян Гумилев.
Выше уже упоминалось о репрессиях, обрушившихся на сборник «День поэзии-1962». Резкое недовольство вызвала попытка публикации первой главы «Поэмы без героя» Ахматовой: «К числу недостатков этого сборника, — сообщается в справке Ленгорлита, представленной в обком, — следует отнести стихи Анны Ахматовой с их какой-то потусторонней, салонной лирикой…», приводя в «доказательство» следующие первые 17 строк:
