Может быть, потому мы не говорили ни о чем конкретном, что для нас важно было не содержание разговора, а общение как таковое, свидетельствующее, что никакие различия в образе жизни и занятий, никакие расстояния и перипетии судеб не могут помешать нам ощущать: мы дети одной мамы- Одессы, которая одарила нас энергией моря, открытостью степи, теплотой солнца, филигранностью неповторимого юмора, помогающего нам преодолевать трудности и ощущать радость и красоту жизни во всем.
Удивиельны переплетения нитей жизни человеческой! В Париж мы приехали после нескольких дней, проведенных в Италии. Италия впервые вошла в мою детскую душу прекрасной песней, которую очень любили в послевоенной Одессе. Она звучала тогда почти из каждого патефона и граммофона, стоявших на подоконниках квартир моего дома, и для меня навсегда осталась символом радости и красоты приморского берега. В русском переводе она начиналась со слов: "Как дивно светит после бури солнце... ". Не помню, когда и от кого я услышала эту песню впервые. Может быть от записанного на пленке Карузо, того, настоящего "великого Карузо"? Или от, -- как описывает его тогдашнего Алекс Борисов- худенького пацана с черными как смоль кудрявыми волосами и огромными как маслины глазами, похожего не то на цыгына, не то на итальянца с Одесской улицы, где никто не знал его подлинного имени, ибо никто его иначе, как Карузо, не называл; от пацана, чьи черты так явствено проглядывали с лица немолодого красавца, с которым нас свела майская ночь в Париже.
Сант-Луис. 1996
