Как быть стоиком: Античная философия и современная жизнь - [57]
2. Напоминайте себе о бренности вещей. «В каждом из предметов[167], очаровывающих душу, приносящих пользу и вызывающих к себе любовь, помни говорить себе, каков он, начав с предметов самых незначительных. Если ты любишь горшок, говори: "Я люблю горшок [вещь из хрупкого фарфора]". Ведь если он разобьется, это не приведет тебя в смятение. Если ты любишь своего ребенка или жену, говори, что ты любишь человека [смертного]. Ведь если он умрет, это не приведет тебя в смятение».
Этот отрывок из «Энхиридиона» неизменно шокирует студентов, услышавших его впервые. Но именно это положение стоической мудрости чаще всего подвергается неправильному толкованию и даже намеренному утрированию. Вот почему так важно разобраться, что же имеет в виду Эпиктет. Понятно: больше всего смущает то, что философ сравнивает отношение к горшку с отношением к жене и ребенку. Ограничься он первым примером, мы бы восприняли его высказывание как разумное напоминание о том, что не следует привязываться к вещам. Возможно, оно прозвучало бы даже как предостережение против потребительства. (Потребительство вовсе не современное американское явление; оно процветало еще в Римской империи — конечно, среди тех, кому это было по карману.) Однако вторая часть этого фрагмента показывает по-настоящему глубокое понимание человеческой природы, и для ее правильного истолкования могут потребоваться некоторые дополнительные разъяснения. Если на то пошло, стоицизм был задуман как философия любви, а не как философия бездушного пренебрежения к людям и их страданиям.
Во-первых, давайте вспомним исторический контекст: Эпиктет писал во времена, когда даже императоры (например, Марк Аврелий) теряли своих детей и любимых людей, умиравших преждевременной смертью в результате болезней, войн и случайного насилия. И хотя сегодня большинство жителей развитых стран мира (особенно белых мужчин) избавлены от этих опасностей, человеческая жизнь все равно остается эфемерной. Люди, к которым мы глубоко привязаны, могут покинуть нас в любую минуту без предупреждения.
Второе и наиболее важное: Эпиктет призывает здесь не к бесчеловечному равнодушию по отношению к нашим близким, а к абсолютно противоположному: мы должны ценить своих близких и каждую проведенную с ними минуту, должны помнить о том, что они вскоре могут нас покинуть. Каждый, кто терял любимых и родных, понимает, о чем говорит Эпиктет. Когда римские военачальники праздновали свои военные триумфы в Вечном городе, кто-нибудь время от времени шептал им на ухо: «Memento quod est homo» («Помни, что ты только человек»). И мы тоже должны помнить об этом в нашей жизни и в наших отношениях с близкими людьми.
Позвольте мне снова привести пример из собственной жизни. Примерно в то время, когда я всерьез заинтересовался стоицизмом, моя мать умерла от рака. За 10 лет до этого по той же причине я потерял отца (вероятно, в обоих случаях болезнь была спровоцирована курением). Обе эти потери глубоко затронули меня, но не потому, что меня связывали с родителями идиллические отношения (вовсе нет; фактически меня вырастила и воспитала бабушка по отцовской линии и ее муж, мой приемный дед), а потому, что меня покинули два человека, благодаря которым я пришел в этот мир. Потеря родителей для большинства из нас становится значимым переходным моментом в жизни. Их смерть перенести очень тяжело, какими бы ни были обстоятельства в каждом конкретном случае. Тем не менее я заметил, что мое отношение к болезни и последующей смерти каждого из моих родителей отличалось.
Когда у моего отца диагностировали сразу несколько типов рака, я просто не мог осознать, что нам осталось провести вместе ничтожно малое время. Но, хотя было очевидно, что срок его жизни существенно сократился (он умер в возрасте 69 лет), и нас разделяло почти 7000 километров (он жил в Риме, я — в Нью-Йорке), я вел себя так, будто впереди у нас была вся жизнь, и отказывался признать тот очевидный факт, что мой отец скоро умрет. Он прожил еще пять лет, но его окончательное угасание и смерть все равно застали меня врасплох: когда папа скончался, я как раз ехал в нью-йоркский аэропорт, чтобы лететь в Рим.
Я всегда корил себя за свою реакцию на болезнь отца, пока стоицизм не научил меня тому, что бессмысленно сожалеть о вещах, которые мы не можем изменить, и следует не зацикливаться на прошлом, а извлекать из него полезные уроки. Что я и сделал, когда стало известно о болезни моей матери. Она угасла быстрее отца: сначала ей поставили ошибочный диагноз, поэтому, когда выяснилась правда, болезнь уже быстро прогрессировала. Я приехал в Италию и сопровождал маму в ее тяжелом пути с полным осознанием и принятием происходящего. Каждый раз, оставляя ее в больнице и целуя на прощание, я вспоминал суровые, но правдивые слова Эпиктета. Я не знал, увижу ли ее на следующий день. Мне не становилось легче, поскольку стоицизм — не волшебная палочка. Но я старался присутствовать hic et nunc — здесь и сейчас, как говорили древние римляне. Именно такую осознанность Эпиктет старался привить своим ученикам: несмотря на слова «это не приведет тебя в смятение» (перевод не совсем точно передает смысл древнегреческого оригинала), он призывает не к равнодушию, а наоборот — ценить то, что мы имеем в данный момент, заботиться о том, что нам дорого, потому что завтра судьба может нас этого лишить.
Одной из самых выдающихся школ античной философии по праву считается стоицизм – философская система, сложившаяся в III–II веках до н. э. в Греции, а позже усвоенная и Римом. Книга посвящена воззрениям Эпиктета, римского философа-раба, одного из самых ярких ее представителей. Автор, американский философ, биолог и публицист, использует немногочисленные, но прославленные работы этого мыслителя и пытается реконструировать его миросозерцание, опираясь на современный язык, современную стилистику и современные нарративы – делая некогда выдающуюся стоическую доктрину доступной и привлекательной для читателя XXI столетия. Представленная им конструкция, получившая название «Стоицизм 2.0», имеет к тому же и практическое назначение: она, по замыслу автора, может обучить человека сегодняшнего дня искусству не просто жить, но жить счастливо.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.