Каин: антигерой или герой нашего времени? - [34]

О гигиенических условиях город нисколько не заботился. Близ Фроловского моста, например, красовалось обширное болото, называвшееся тоже Фроловским[82], где пьяные буквально тонули и куда попадали иногда мертвые тела… По немощеным, проросшим травой улицам и площадям города бродил домашний скот… Магистрат по этому поводу (1759 год) писал: «От свиней народу, а паче малым детям опасность великая есть»…

Расположенные внутри города заводы наполняли воздух миазмами, но невзыскательные предки наши мало обращали внимания на это неудобство. В редких только случаях, и то, когда начинала уже грозить им явная опасность задохнуться от страшного зловония, они брались за ум. В сентябре, например, 1760 года магистратские сотские донесли: что от одного от заводов, где производилось «варение скотской крови», может произойти беда: «всегда безмерный смрад происходит, и воздух так заражен, что близ оного дома живущим людям не токмо на двор и на улицу выходить, но и жить поблизости весьма трудно; отчего состоит крайняя опасность, чтобы от оного смрада чрез испортившийся воздух не последовало, чего Боже сохрани, не только скоту, но и людям вредного припадка».

Живя при таких далеко негигиенических условиях, ярославцы не располагали в то время и медицинской помощью… Заболевшие обращались обыкновенно к бане, знахарям, к коновалам, которые, умея, по понятиям того времени, кинуть кровь больной лошади, должны были таким же способом в случае болезни помочь и хозяину. Сколь гибло народу преждевременно от знахарей и коновалов, это уже тайна могил, которые находились тогда, как бы для большей не гигиеничности, при каждой приходской церкви…

А умственно расстроенных мог быть очень значительный процент, если иметь в виду образ жизни ярославцев того времени, Нуждаясь, очевидно, в каком-нибудь развлечении, они находили это развлечение лишь в пьянстве. Пьянствовали, говорит на основании современных документов Трефолев, все мужчины, женщины, дети. Пили люди подначальные, пили власть имущие, пили у себя дома, в лавках, при каждом удобном и неудобном случае, напивались, даже идя в общественные собрания, где, вместо спокойного обсуждения дел, «лаяли друг на друга неподобно»…

Бывший тогда митрополит Ростовский Мацеевич анафемой гремел с церковной кафедры против ярославских пьяниц, возмущавших даже церковное благочиние, но слова его были гласом вопиющего в пустыне, да и соблазнов было много: кроме кабаков казенных, у многих тогда была тайная продажа вина, несмотря на то, что производившие ее подвергались тяжелым наказаниям.

В окрестностях Ярославля, по большим дорогам, в лесах, даже по Волге, как ни странно это покажется для человека настоящего времени, спокойно путешествующего на пароходе, разгуливали «лихие люди», наводя страх на людей мирных. Трефолев приводит в своей статье слова сенатского указа 1756 года, коим давалось знать магистрату, что «число воровских партий на Волге постоянно увеличивается; разбойники грабят и разбивают суда и до смерти людей бьют, и не токмо партикулярных людей, но и казенные деньги отбираются, и с пушками, и с прочим не малым огненным оружием ездят.

Приведено несколько случаев обкрадывания шайкой разбойников церквей и частных домов в самом Ярославле.

Но едва ли не больше зла, чем от воров и разбойников, испытывали ярославцы того времени от лиц, обязанных охранять общественное спокойствие… Жил в Ярославле начальник сыскной команды, охранявший Волгу от разбойничьих судов, капитан Яух, который, нападая на ярославцев, положительно разорял их. В жалобе на него московскому губернатору магистрат называет Яуха «злобным и непорядочным разорителем».

Притеснения сыпались на Ярославцев и с другой стороны. Квартировала в Ярославле в 1754 году пехота (Суздальский полк) и конница (Вятский драгунский полк). Хотя и драгуны поступали с мирными гражданами «весьма озорнически, нанося смертельные побои», но пехотинцы превосходили в этом отношении кавалеристов. Буйства совершались ими и в одиночку, и массами… От буйства солдат не спасали ни пол, ни возраст, ни общественное положение. Били они взрослых обоего пола, били и детей. Не щадили и членов магистрата»…

Еще за версту от города запахло таким смрадом, что Васька Зуб свой шишкастый нос зажал.

— Ну и зловония, — поморщился Одноух.

— Так и сдохнуть можно, — гнусаво проканючил Васька.

— Потерпите, братцы. То от заводов прет. Живут люди и мы не кисейные барышни, — сказал Каин.

В Земляной город Ярославля въехали через Углицкую башню.

На Большой Даниловской, на которую они затем въехали, бродили коровы, грязные свиньи, телята, испряжаясь прямо на дорогу.

— Ну и ну, — покачал головой Кувай. — Тут и тарантасу не проехать.

— Придется кнутом разгонять. Выходим, братцы.

Но приказ Каина не так-то просто было выполнить: безмозглые коровы и свиньи не больно-то и слушались погонщиков.

С трудом пробились дальше, но в конце улицы новая преграда — обширная глубокая лужа, в которой тарантас и вовсе застрял.

В луже барахтались не только свиньи, но и четверо бражников, напившихся до чертиков.

— Эгей, удалые молодцы, помогите тарантас вытолкнуть! — крикнул пропойцам Иван.