Кафа - [11]
нашел:
Батышева, руководительница большевистской организации в Городищах, и Кычак, член этой организации, ставили себе целью свержение существующего в Сибири строя и в этих видах практически подготовляли вооруженное восстание в своем городе, каковое, однако, осуществлено не было за силою обстоятельств, не зависящих от их воли.
Принимая во внимание:
1. показания Кычака, из которых следует явная вина обоих,
2. показания чина милиции Лощилова,
3. письменные показания дежурного по Городищенскому телеграфу Белова об обстоятельствах, при которых протекало одно тайное собрание большевиков-подпольщиков,
военно-полевой суд признал обвинение доказанным и, полагая, что по нему должны быть применены статьи 100 и 101 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, а равно и постановление Административного совета от 14 сентября 1918 года,
приговорил:
по лишении всех прав состояния Батышеву Ольгу Корнеевну (она же Кафа) подвергнуть смертной казни через расстреляние.
Кычака Федора Васильевича (он же Горец), принимая во внимание публичное и чистосердечное раскаяние, подвергнуть каторжным работам без срока.
Приговор не обжалуется и провозглашается окончательным, но при подаче прошения о помиловании утверждение его станет прерогативой Верховного правителя.
Ниже приговора по тому же серому полю шло обращение к городищенцам, набранное несоразмерно большими буквами:
Вынужден предостеречь: подобное и впредь найдет в законе дозволенную, достаточную и неумолимую беспощадность, а в моих людях скорую и, как понятно, не всегда обставленную формальностями готовность смертью утверждать порядок.
Выделяю эти слова — смертью утверждать порядок.
Правление адмирала Колчака незыблемо!
Генерал от инфантерии Гикаев.
Гудок.
Струя белейшего пара свечкой выпрыгнула над крышей депо, и тотчас же могучий железный голос накрыл оба городищенских поселка. Когда гудок смолк, казак выплюнул цигарку и прислушался, напряженно разглядывая тлеющий под ногами окурок.
Голоса. Шаги.
Ну, ну, шагай, деповщинка, думал казак. Тут тебе гостинец исделан. Только вот не закололо бы от него в боку.
Потянулся, как сытый кот на солнышке, привалился к обшиве, шашка легла на желтый лампас и — почти вслух:
— За-а-ко-лет!..
Из пролома в станционном заборе по мосточку и выше на взлобок к торжествующему казаку повалили рабочие. Сгрудились у приговора.
А снизу — еще один. Парнишка лет шестнадцати. Его красная рубаха отцвела, залиловела, набралась копоти и мазута. Пиджачок влез на горбушку, открыл красное — полспины, грудь, локти, а плоская кепочка, та и вовсе лепится на затылке для одного лишь занятия места. Минуя казака, блаженно прикрывшего веки, парнишка понимающе хмыкнул, сделал ладонями нечто парящее и на цыпочках поплыл к толпе.
— О! Повешенная бумага!
И громко через головы:
— Читай вслух, Иван!
— Вслух-то вслух. — Голос со стороны. — Да вон ведь... лампас-то. Громкое чтение, да еще на улице.
— А мы его спросим... Господин казак! Ребята спрашивают, может, почитаете нам эту бумажку.
Кот не повел и ухом.
— Валяй, Иван, они почивают!
Теперь казак разлепил бесцветные стерегущие глаза. Кривоватая нога в начищенном сапоге лениво царапнула по песку краем подошвы.
— Ты что-то спросил? — Казак удобнее приладил шашку на лампасе.
— Да вот насчет чтения.
— Который тут Иван? — В голосе ленивое, вязкое. — Читай, когда берешься. Только без этих... без насмешек и разлагации. Чинно, как в церкви.
Первые слова приговора Иван читал еле слышно.
— Громче! — потребовал казак и, хотя Иван продолжал читать, как и читал, удовлетворенно сомкнул голые красные веки.
Тем временем под горкой еще раз проскрипел мосток, и толпа добавилась.
Так как водоразборная будка не работала больше года, а улица упиралась в забор и дома стояли редко, на одной стороне, людей здесь можно было видеть лишь утром и вечером, когда они шли на работу или с работы.
Место это было тихое, глухое, а ночью и небезопасное.
Иван читал по-прежнему, негромко и ровно и, наконец, умолк.
— Ш-ш-ш... — предостерегающе прошипел кто-то, и казак снова услышал тот же негромкий голос:
— Прошедшей ночью в Городищах получены два номера «Правды».
Казак ворохнулся: таких слов в Приговоре, не было.
— В свое время, — читал голос, — «Правда» писала:
...двенадцать месяцев черное пятно, покрывшее карту мира, борется с красным островом России, пытаясь поглотить его... Но вот заколебалась черная туча над Германией, Австрией, Балканами...
Пальцы казака, привычно игравшие кожаной кисточкой эфеса, мгновенно замерли: что, что?
— Еще полгода, и красное пятно залило Украину, проникло в Венгрию, Баварию, охватывает Турцию, Египет...[4]
— Тих-ха! — Казак дернулся и вскочил. — Прекратить чтение!
Узкое рубящее лицо нацелено на толпу. С опущенной руки свисла до земли гадюка-нагайка.
Шагнул раз, другой и остановился. Что это? Голос у приговора продолжает читать спокойно, уверенно, будто и не было его приказания.
— Не везде утвердилась Советская власть, но маленькая республика Бела Куна в Венгрии живет и борется.
— Тих-ха!
— Посланные туда для усмирения французские колониальные войска генерала Пелле переходят на сторону восставших. Да здравствует мировая революция!
Семипалатинск. Лето 1927 года. Заседание Военной Коллегии Верховного суда СССР. На скамье подсудимых - двое: белоказачий атаман Анненков, получивший от Колчака чин генерала, и начальник его штаба Денисов. Из показаний свидетелей встает страшная картина чудовищного произвола колчаковщины, белого террора над населением Сибири. Суд над атаманом перерастает в суд над атаманщиной - кровным детищем колчаковщины, выпестованным империалистами Антанты и США. Судят всю контрреволюцию. И судьи - не только те, кто сидит за судейским столом, но и весь зал, весь народ, вся страна обвиняют тысячи замученных, погребенных в песках, порубанных и расстрелянных в Карагаче - городе, которого не было.
Книга Вениамина Шалагинова посвящена Ленину-адвокату. Писатель исследует именно эту сторону биографии Ильича. В основе книги - 18 подлинных дел, по которым Ленин выступал в 1892 - 1893 годах в Самарском окружном суде, защищая обездоленных тружеников. Глубина исследования, взволнованность повествования - вот чем подкупает книга о Ленине-юристе.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Старого рабочего Семеныча, сорок восемь лет проработавшего на одном и том же строгальном станке, упрекают товарищи по работе и сам начальник цеха: «…Мохом ты оброс, Семеныч, маленько… Огонька в тебе производственного не вижу, огонька! Там у себя на станке всю жизнь проспал!» Семенычу стало обидно: «Ну, это мы еще посмотрим, кто что проспал!» И он показал себя…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.