К толкованию термина villa в Салической Правде - [4]

Не останавливаясь пока на выяснении смысла и цели протеста против приселения пришлого человека в villa, поставим вопрос о том, кто же это пришлый человек, homo migrans, и что заставляет его оставлять свою villa и своих родичей и переселяться в чужую villa?

Салическая Правда, как известно, отражает господство родовых отношений у франков и наличие у них родовой собственности на землю. Земля, как принадлежащая роду, не отчуждается отдельными индивидуальными семьями, в пользовании которых она состоит,[28] и не переходит по наследству по женской линии.[29] При господстве родовых отношений возможен был, однако, выход из родового союза, церемония которого происходила в публичном собрании — mallus’е и сопровождалась символическим актом преломления трех ветвей «мерою в локоть». При этом выходивший из рода человек заявлял, «что он отказывается от соприсяжничества, от наследства и от всяких счетов с ними. И если потом кто-нибудь из его родственников или будет убит, или умрет, он совсем не должен участвовать в наследстве или в уплате виры, а наследство его самого должно поступить в казну».[30]

Уже самый факт отказа от рода говорит за то, что человек мог получить защиту вне рода, от короля и его представителей. Безродный человек становился под непосредственное покровительство королевской власти, и наследство его шло в казну. Оставляя в стороне мотивы выхода из рода,[31] спросим, мог ли человек, порвавший с родичами, сохранить владение своею землею, собственность на которую принадлежала роду? Очевидно, что нет, так как это знаменовало бы потерю родом части родовой территории и нарождение частной собственности на землю, понятие которой еще чуждо Салической Правде. Если же выход из рода сопровождался потерею земельного владения, то отказавшемуся от своих родичей человеку ничего не оставалось делать, как искать пристанища где-нибудь на стороне, т. е. переселиться в какую-нибудь чужую деревню. Выход из рода, вообще, надо думать, делал невозможным дальнейшее пребывание человека среди его бывших сородичей, так как ставил его во враждебные отношения с ними, а все это стимулировало переселение на сторону. Вот такой переселенец, как мы полагаем, и выступает в титуле XIV Салической Правды. Он пользуется особым покровительством короля, который дает ему разрешение на право переезда в тот или иной округ и жестоко карает всех тех, кто, памятуя о старых народных вольностях, осмеливается принципиально оспаривать самое право короля давать разрешение на переселение. Это разрешение, однако, отнюдь не означало, что король мог принудить жителей той или иной деревни принять к себе переселенца. Последнее зависело от их доброй воли; король же давал разрешение лишь общего, так сказать, принципиального характера, которое проистекало из его верховной власти в государстве и без которого переселение в тот или иной округ вообще было невозможным. Некоторые комментаторы Салической Правды полагают, что титул XIV более позднего происхождения по сравнению с титулом XLV и что он отменяет постановление этого последнего, давая переселенцу право оседать в villa помимо согласия его жителей и даже вопреки их воле.[32] Но, во-первых, оба титула — и XIV и XLV одинаково содержатся в основном тексте Салической Правды, и нет никаких оснований предполагать, чтобы в этот основной текст одновременно включены были распоряжения, из которых одно отменяло другое. Во-вторых, параллельные тексты эдикта Ротаря и Бургундской Правды определенно свидетельствуют, как мы уже видели, о том, что для переселения, при наличии соответствующего разрешения или приказания короля, требовалось также специальное приглашение со стороны того, кто предоставлял переселенцу землю, и вместе с тем возможен был протест против переселения. Король мог распоряжаться лишь пустой и никому не принадлежавшей землей, но никак не мог принудительно вселять кого бы то ни было на деревенскую территорию помимо воли ее обитателей.

Возвращаясь к анализу текста титула Салической Правды de migrantibus, прежде всего подчеркнем еще раз, что в нем речь идет (так же, как в Лангобардских законах и Правде бургундов) собственно не о переселении, а о приселении чужака к одному из жителей villa. Фюстель де Кулянж в свое время блестяще доказал,[33] что выражение § 1 этого титула «Super alterum in villa migrare» надо переводить не «переселиться в villa против воли другого», а «переселиться в villa к другому» т. е. на землю другого. Перевод указанного текста § 1 в целом будет, следовательно, таков: «Если кто захочет переселиться в villa к другому и если один или несколько (человек) из жителей villa захотят принять его, но найдется хоть один, который воспротивится переселению, он не будет иметь право там поселиться». Пришлый человек селится, следовательно, в villa по приглашению другого, т. е. одного из ее жителей, на его земле. Это приглашение — такое же необходимое условие переселения в villa, как разрешение короля на право осесть в том округе, где расположена данная villa. Мотивы приглашения переселенца жителем villa нам неизвестны, как неизвестны мотивы приглашения переселенца в законах лангобардов и бургундов. Надо полагать, что эти мотивы — чисто хозяйственные: может быть, обитатель деревни по состоянию здоровья или по преклонному возрасту сам не в состоянии был обработать свою землю и прокормить свою семью и потому входил в какое-то соглашение с пришлым человеком, отдавая ему часть своего владения на каких-то выгодных для себя условиях. Очень может быть, что чужака приглашал к себе человек, не имевший сыновей, которые одни только могли по Салической Правде наследовать его землю, и в таком случае прием переселенца знаменовал собой нечто вроде усыновления. Во всяком случае, приселение затрагивало каким-то образом интересы всех жителей деревни, и поэтому migratio могло происходить лишь с общего их согласия. Одно более позднее прибавление, очевидно, разъясняющее основной текст титула XLV, прямо запрещает кому бы то ни было, под угрозой пени в 45 солидов, приглашать переселенца без предварительного соглашения с обитателями villa.