К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [81]
5–6. «МИР ДОЛЖНО В ЧЕРНОМ ТЕЛЕ БРАТЬ», «РИМСКИХ НОЧЕЙ ПОЛНОВЕСНЫЕ СЛИТКИ…» (1935)
В 1935 году Мандельштам написал два четверостишия, строящихся в основном на обыгрывании идиоматики (по принципу использования фразеологического плана эти стихи соотносятся с рассмотренным в начале работы «Были очи острее…» 1937 года). Стихотворения интересно проанализировать, поскольку в них закрепляется найденный в «Мастерице…» принцип глубокой переработки идиоматических выражений. В этих текстах фразеология оказывается главным двигателем возникновения смыслов, а поскольку тексты короткие и не очень сложные, то в них проще увидеть действие обсуждаемых принципов работы поэта с идиоматикой в 1930‐е годы.
Краткая сентенция, посвященная тому, каким должен быть мир, сочетающая в себе семейную и аграрную метафорику, вырастает из «готовых» языковых элементов. Так, в первой строке модифицируется идиома держать в черном теле, причем в результате замены держать → брать она получает насильственные коннотации. Во-вторых, черное тело выделяется из идиомы и соотносится с образом земли (по всей видимости, темной, черной), контрастируя с ясными всходами в последней строке.
Семейная тема, заданная словом брат, развивается в образе семиюродных уродов. В строке, скорее всего, поговорка в семье не без урода контаминируется с фраземой х-юродный брат. При этом приставка семи- фонетически может связываться со словом семья, а в семантическом плане она как будто подключает смысл другого выражения – седьмая вода на киселе.
Из-за совмещения семантических полей ‘семьи’ и ‘земли’ (черное тело) последняя строка прочитывается в двух планах: речь идет либо об урожае (коллокация получить всходы читается буквально), либо метафорически – о потомстве. В любом случае прилагательное ясный, выбивающееся из этих контекстов, соотносится с такими коллокациями, как ясные выводы, ясные результаты и т. п. (где ясный – ‘понятный’).
Хотя смысл этого немного жутковатого текста в целом понятен, стихотворение производит скорее впечатление экспромта, своего рода упражнения в подчинении разных семантических планов одной теме. К такому определению подталкивает слово брат, которое не до конца вписывается в семантику текста (надо полагать, оно здесь наделяется семантикой таких слов, как отец или повелитель), но которое возникает по фонетической близости к глаголу брать. Он же в свою очередь «подгоняется» к слову брат, и, вероятно, этим объясняется модификация идиомы в первой строке.
Четверостишие базируется на контрасте: путешествие молодого Гете в Италию сопоставляется со ссылкой поэта в Воронеж. Свою жизнь герой описывает через идиоматику: «Пусть я в ответе, но не в убытке». По всей видимости, в ответе связывается с темой преступления, поскольку в следующей строке появляется тема закона: «Есть многодонная жизнь вне закона». При этом выражение вне закона (жизнь вне закона) осложнено прилагательным многодонный, которое взято из коллокации дно города (дно города непосредственно ассоциируется с жизнью вне закона).
Эта жизненная ситуация противоположна эпизоду биографии Гете, который добровольно отправился в Рим (этот смысл выражается в поэтическом фразеологизме – манит лоно). Римское городское дно – антипод городского дна Воронежа, оно предстает (благодаря фразеологии) прекрасным: «Римских ночей полновесные слитки». Слитки ночей возникают вследствие контаминации коллокации слитки золота и распространенного поэтического фразеологизма золотые ночи. Оба выражения по-разному передают семантику чего-то ‘драгоценного’.
В рассмотренных четверостишиях фразеология играет ключевую роль в развертке текстов, и этот принцип практически ничем не осложняется. Наш короткий разбор таких «чистых» случаев позволяет обратиться к более сложным стихам, в которых идиоматика является одной из движущих сил.
7. «ВООРУЖЕННЫЙ ЗРЕНЬЕМ УЗКИХ ОС…» (1937)
Первая строка, концентрирующая в себе мотивы текста, основывается на антонимическом переосмыслении идиомы видно невооруженным глазом / взглядом. Стертое языковое клише, таким образом, трансформируется в сложную метафору, описывающую понимание глубинных закономерностей мироздания. В то же время строка осложнена еще одним выражением. Хотя осы в действительности могут казаться вытянутыми и узкими, возможно, их характеристика – узкие – мотивирована, по догадке Тарановского, идиомой осиная талия [Тарановский 2000: 163]. Подчеркнем, что речь идет только о лексической мотивировке (семантика женского начала из‐за этого в тексте не возникает).
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.