К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе) - [32]

Номер всколыхнул что-то знакомое. Словно испугавшись воспоминаний, туман отполз чуть подальше. Слева от чёрточки объявилась сначала „П“, потом „Э“.

Теперь я знал, где нахожусь. Меня занесло на свалку, где Зимний Снайпер продемонстрировал мне вторую стадию.

С местом вопрос решился. Оставалось выяснить время. Где я: в прошлом или будущем? Или в самом настоящем? Если в прошлом, то наступила ли вторая стадия?

Потом я подумал, что это неважно. Главное — я успеваю передумать насчёт Снегурочки. Забрасываю мешок с подарками в мусорный бак, возвращаюсь с победной улыбкой, и мы отказываемся от дальнейших приключений. Продукты к завтрашнему столу припасены. Слова на праздничных открытках подписаны. Подарки друг другу завёрнуты и дожидаются, когда их представят на суд широкой общественности. В общем, мы находились в полной готовности к встрече Нового Года.

Последняя фразочка меня царапнула.

Да и кто сказал, что я откажусь разносить подарки?

Рука пошарила вокруг, надеясь обнаружить мешок. Но пальцы цепляли только мусор. Я потрогал живот — ни малейших признаков боли. Внимательно осмотрев шубу, я понял, что это та самая, которую я прихватил с вахтёрского стула. С ностальгией можно было завязывать. С многовариантностью будущего тоже. С досады я пнул по баку. Тот ответил недовольным гулом.

У хороших людей зажигаются яркие ёлки,

У хороших людей за столом и тепло, и светло,

Нехороших людей уже скушали серые волки,

И следы тех волков новогодней пургой замело.

Там, где сходились два ребра металлического куба, сидел волчонок и внимательно смотрел на меня. Сидел не как обычный волк — на задних лапах, передними упёршись в обледеневшее железо. Как человек сидел — на пятой точке, свесив хвост. Да ещё и затягивался, нелепо придерживая правой лапой окурок, теплящийся багровым угольком.

Дым сигареты переплетался с парами дыхания причудливыми спиралями.

— Пррривет, — рыкнул он, не выпуская сигарету.

— Угу, — глухо отозвался я. — Тебя вот только тут и не хватало.

— Верррно, — проворчал он. — Меня и не хватало.

— Не хватало для чего? — на всякий случай спросил я.

— Для цельной картины, — хмыкнул он, снова затянулся и закашлялся, пуская дым из ноздрей и ушей. — Считай, что я — часть тебя. Та частичка, которая против, но ничего сделать не может. Та, которая не захотела быть Зимним Снайпером.

— А я разве хотел? — мысли колыхались, но никак не могли сложиться в что-то определённое, будто для цельной картины, действительно, чего-то не доставало.

— Тогда чего терзаешься? — в свою очередь спросил волчонок. — Давно уж избавился и от дублёнки, и от трости. Но продолжаешь грызть душу. Зачем?

— Но почему я им был? — мне казалось, что волчонок сумеет объяснить всё, как положено.

— Был, был, — кивнул волчонок. — Думай так, если тебе легче. Но сначала ответь, кто ты сейчас: Дед Мороз или Зимний Снайпер?

— Не знаю, — растерялся я.

— В этом-то и дело, — сказал волчонок и чихнул так, что сигарета ракетой вылетела из пасти.

Серое Ухо, кряхтя, слез с бака пошарил среди картофельной кожуры, выудил не успевший погаснуть окурок и сел рядом.

— Так кто ты? — сердито спросил он.

— Дед Мороз, — торопливо ответил я. — Вернее, хочу им быть.

— А что тебе мешает? — вкрадчиво уточнил он.

— Прошлое Зимнего Снайпера! — открыл я душу. — Мне кажется, что если я надел униформу Снайперов, значит, успел кому-то что-то пообещать. А теперь ещё мучаюсь от того, что не только не выполнил обещанное, но и стал предателем. Даже двойным.

— Минус на минус даёт плюс, — холодно отозвался волчонок.

Он снова затянулся и изошёл ужасающим кашлем.

— Бросай курить, — предложил я ему.

— А ты бросай быть Зимним Снайпером, — предложил он в ответ.

— Но… — начал я.

— Не начинай, — грубо оборвал он. — Если ты — Снайпер, отстреливай дедов с мешками. Если — Дед Мороз, доказывай правоту перед Новым Годом. Пока ты плачешься в темноте и одиночестве, никому от этого ни холодно, ни жарко. Никому ни плохо, ни хорошо. Плохо лишь тебе, и виноват в этом только ты сам.

На этот раз от кашля его скрутило. Когда он поднял морду, в глазах стояли слёзы. Ему тоже надо было куда-то идти и кому-то чего-то доказывать. Только он всё держал в себе. Он уже давно решил никогда не обижаться на судьбу. Но не обижаться на судьбу не значило — не обижаться вообще.

Серое Ухо нырнул в туман. Ему стало со мной скучно.

„Ладно, — сказал я, поглядывая на мусорный бак, — Кому как, а мне Дедом Морозом быть интереснее. Давайте-ка новый мешок. Или выпускайте на арену, где я наконец встречу Новый Год. Встречу, как следует“.

Я потёр руки, постучал пальцами по костяшкам, погладил эти жёсткие бугорки, готовые отстаивать правоту красношубой армии.

Словно испугавшись, мусорный бак исчез. И резко посветлело, словно у соседнего дома включили фонарь. Потом свет поутих.

26

Ода Набунага.

Минус три секунды. Небольшой запас, за который можно пропеть ещё одну хвалебную песнь. Пою её тебе, воин из воинов. Тот, чья душа ушла в Буси До Путь Воина. Наверное, обидно — сделать всё, чтобы пробиться к великой цели, а оказаться подло убитым. Ты так и не узнал, что всё получилось. Ты не увидел тех, кто пошёл за тобой. По твоей дороге.