K-Pop. Love Story. На виду у миллионов - [5]
Сон заходит в гримерку, чтобы закончить приготовления к концерту, но его сердце вдруг сжимается от грусти. Он хватается за спинку кресла перед зеркалом. Час назад он сидел здесь рядом с гримершей. Теперь же ему кажется, что он все глубже увязает в отчаянии. Он совершил ошибку. И до конца дней будет расплачиваться за нее?
Подняв голову, он встречается взглядом с отражением собственных темных глаз. Обычно в них читается энтузиазм, усталость, гордость… Сейчас же, впервые в жизни, он видит в там только бездонную печаль. Кто же спасет его от нее?
Скрючившись на стуле в кабинете начальника охраны, Элис пытается нацепить обратно бейджик, который у нее до этого отобрали, как вдруг дверь открывается. Что же теперь делать? Элис не может позволить себе потерять эту работу.
Кабинет похож на декорации к плохому фильму. Тесный, со столом, заваленным огромной горой бумаг, и тусклыми мониторами. Стулья туда принесли в срочном порядке, чтобы рассадить девушек. Их сумки свалили в кучу – и свободного места больше не осталось вовсе.
В комнату входит мужчина, который ругался с Соном. Охранники, молча сторожившие девушек больше часа, сразу же встают. Видимо, кто-то важный. Сердце Элис начинает колотиться еще быстрее.
«Неужели я не только работу потеряю, но еще и с полицией будут проблемы?»
Мужчина в темном костюме коротко переговаривается с начальником охраны, сопровождающим его. Элис вздрагивает от раскатистого голоса громилы:
– На выход, девочки, быстро. Господин Ким любезно согласился вас отпустить, если вы покинете помещение немедленно. Мои люди вас проводят.
Вскочив, девушки впопыхах сгребают вещи, разбросанные у них под ногами. Но когда Элис пытается сделать то же самое, продюсер останавливает ее жестом и произносит по-английски:
– Нет, ты останься.
Элис застывает. Зоэ тоже замирает, в ужасе глядя на кузину, но та остается невозмутимой. В детстве, когда они попадались на каких-то проделках, Элис всегда стойко принимала наказание. Зоэ канючила, подключала обаяние, пытаясь выкрутиться, а ее кузина встречала взрослых, нахмурив лоб и поджав губы.
– Месье, это все я виновата, – вступается за сестру Зоэ. – Если кого и нужно задержать, так это меня.
Ким бросает на нее строгий взгляд, темный, жесткий.
«От этого типа мурашки по спине».
– Советую уйти как можно скорее, мадмуазель, чтобы не усугублять ситуацию. Иного выбора вам здесь никто не предоставит.
Тон его голоса просто ледяной.
Элис чувствует, как колени становятся ватными. Порыв кузины, конечно, был благородным, но в этой ситуации есть и ее вина, да и работает тут именно она.
– Беги, Зоэ. Я тебе позвоню, не переживай, – бормочет Элис.
Зоэ молча подает ей знак, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Но Элис отворачивается. Она сердится на кузину и хочет, чтобы кошмар закончился как можно быстрее. К тому же свои ошибки следует признавать. Пластырь лучше срывать одним движением.
Не оборачиваясь, она слышит, как ее кузина и подруга выходят из кабинета, а следом и охранники. Продюсер закрывает дверь, и они остаются вдвоем. Атмосфера может посоперничать с Антарктидой. Элис все еще стоит с сумкой и пальто в руках. Она бросает кроткий взгляд на невозмутимого мужчину, который расстегивает нижнюю пуговицу пиджака, а затем опускается в кресло. С тем же каменным лицом он жестом показывает Элис, чтобы она села напротив. Его жест властный, но почти любезный.
Элис садится, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Сколько оно еще продержится в таком темпе?
Ким выдерживает небольшую, но жутко тягостную паузу, а затем складывает руки на коленях.
– Итак, мадмуазель… Как вас зовут?
Его голос звучит нейтрально, с легкими нотками нетерпения и почти неощутимым намеком на презрение, но девушка улавливает это и тут же настораживается.
– Элис Шастен.
Мужчина берет телефон и быстро набирает СМС.
– Что вы делаете? – спрашивает она еще подозрительнее.
В ответ продюсер лишь ухмыляется уголком губ. Его темные узкие глаза блестят умом, но не сочувствием. По спине девушки пробегает дрожь. От такого подарков не жди, это точно. Она бросает взгляд на закрытую дверь. Возможно, не надо было отпускать Зоэ. Элис обхватывает себя руками, как будто вдруг похолодало, хотя за кулисами Арены все еще очень жарко. Ким продолжает наблюдать за ней своим ястребиным взглядом и вдруг прерывает тишину:
– Что ж, Элис Шастен, у вас хорошая репутация?
Девушка резко поднимает голову и смотрит на него распахнутыми от удивления глазами.
– Что, простите? Как вы смеете!
Он только весело смеется в ответ.
– Ох, эти европейские барышни. Можете не отвечать, если не хотите. Но мы уже начали собственное расследование и вскоре узнаем все тайны вашего прошлого.
Элис встает, держа спину как можно более прямо. Ее задели за живое. Да сколько можно, в конце концов! Пусть болтает что хочет! Она совершила ошибку и готова ее искупить, но оскорблять себя не позволит. Элис открывает рот, чтобы высказать Киму все, что думает, как вдруг телефон вибрирует у него в руке. Он поднимает палец, призывая к молчанию, быстро просматривает сообщение, и ледяная ухмылка снова появляется в уголке его рта.
Если у тебя есть деньги, необязательно портить фигуру, подрывать здоровье и жертвовать карьерой ради беременности. Найдутся те, кто сделает это за тебя. Иммигрантка с Филиппин Джейн решилась стать суррогатной матерью, чтобы обеспечить лучшую жизнь своей дочери. На ферме, куда ее поселили в ожидании рождения чужого ребенка, Джейн предоставлены лучшие условия, но, лишенная возможности покидать территорию, она тревожится за свою дочь – ей кажется, что жизнь девочки в опасности. «Ферма» – роман-переосмысление современного потребительского общества.
София Графтон осиротела. Девушка пребывает в отчаянии, но находит в себе силы и смелость отправиться на поиски единственной собственности, оставшейся от отца – табачной плантации в колониальной Вирджинии. Вскоре оказывается, что отца обманули: ни поместья, ни плантации нет… Заручившись поддержкой своего знакомого – красавца офицера и французского шпиона – и собрав несколько беглых рабов и слуг, девушка вынуждена начинать жизнь с чистого листа. Софию ждут испытания, ей предстоит преодолеть свои страхи. Но потом она обретет то, ради чего была готова на все…
21 век – век Развития, а не белок в колесе! Мы стараемся всё успеть, забывая о самом главном: о себе.Люди, знания, бешеные потоки информации. Но все ли они верны? Все ли несут пользу? Как научиться отличать настоящее от подмены? Как услышать свои истинные желания и зажить полноценной жизнью?Не нужно никуда ехать или оплачивать дорогих коучей! Эта книга – ваш проводник в мир осознанности.Автор простым языком раскладывает по полочкам то, на что, казалось, у нас нет времени. Или теперь уже есть?
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
Эти строки писались при свете костра на ночных привалах, под могучей елью, прикрывавшей нас от дождя, в полутьме палатки, у яркой лампы в колхозной избе и просто в лодке, когда откладывались весла, чтобы взять в руки карандаш. Дома, за письменным столом автор только слегка исправил эти строки. Не хотелось вносить в них сухую книжность и литературную надуманность. Автору хотелось бы донести до читателя в этих строках звонкий плеск чусовских струй, зеленый шум береговой тайги, треск горящих в костре сучьев и неторопливый говор чусовских колхозников, сплавщиков и лесорубов… Фото Б. Рябинина.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.