К двадцатипятилетию первого съезда партии - [32]

.

[86]

О первой стачке портных (их было много) я мало помню. Уже несколько позже, когда я стал вести между ними работу, они с большим восхищением рассказывали, как грузный, тогда уже немолодой, тов. Плетат[45] (железнодорожник) явился к ним на собрание, которое было созвано в какой-то синагоге на Подоле. Произнес им теплую речь, передал им деньги от имени рабочих жел.-дор. мастерских и таинственно скрылся.

Первое время после организации Рабочего Комитета велась подготовительная работа. Организовывали кружки, передавали интеллигентам для занятий и, таким образом, подготовляли агитаторов. (С одним из кружков, организованных мною, занимался покойный тов. Урицкий, — какого цеха не помню). Мы также распространяли нелегальную популярную литературу. (Помнится курьез: однажды, идя на собрание Комитета на Соломинку, я имел под поясом массу литературы. Ночь была темная, и я попал в канаву, промытую водой (это было весной). Литература из-под пояса выскользнула, и я оказался спутанным. С большим трудом удалось мне вылезти из канавы и дотащиться до квартиры, где меня уже ждали товарищи).

Скоро эта работа перестала нас удовлетворять. Движение быстро росло; установилась связь с заводами и мастерскими; масса стала восприимчива, и чувствовалась необходимость реагировать на злободневные вопросы. Начались споры о том, настало ли уже время выпускать открыто прокламаций. Наконец, решили. Я помню это событие. Это был настоящий праздник. Помнится также наше удивление и негодование в то время, когда некоторые, в другое время шумливые товарищи, вдруг струсили и отказались разбрасывать их. Я уже не помню, на какие заводы разбросил Поляк (кажется, у Гретера и еще где-то), я взял завод за Печерском (кажется, Французским назывался). Отправился я туда как раз к окончанию работы и, когда раздался гудок, стал раскидывать прокламации кругом завода с расчетом, что успею сделать это в 10-15 минут, пока рабочие начнут выходить. Обойдя кругом завод и разбросив прокламации, я пустился в город, до которого от завода было довольно

[87]

большое расстояние. Однако, удалось благополучно добраться. Настроение было еще более приподнятое, когда мы все собрались и установили, что первая прокламация обошлась без жертв. Как долго я был в Комитете — я не помню, после чего я пристал к рабочей оппозиции, издававшей после «Рабочее Знамя». Были различные причины недовольства рабочих, но главной из них я считаю: выделение интеллигентов в отдельную группу, желание узурпировать движение и использовав более сознательных рабочих для связи с массой, не дав им возможности влиять на характер самой работы и, как мне кажется, уже тогда начал замечаться уклон у большинства членов интеллигентской группы в сторону оппортунизма. Главное требование было: углубление кружковой работы с отдельными рабочими и вовлечение их в непосредственное руководство работой и более широкую революционную деятельность в массах. Во время общего ареста, в марте, у меня был обыск, и только в первых числах мая я был арестован. Так как в Лукьяновской тюрьме не было места, то меня посадили вместе с другими товарищами, человек 30, в арестантские роты и только после месяца заключения и 5 дней голодовки меня перевели в Лукьяновскую тюрьму.

Г. Рудерман.

Кружок на заводе Гретера-Криванек.

Машино-строительный завод Гретера-Криванек работал, главным образом, на сахарные и винокуренные заводы, в то время находившиеся в стадии высшего развития сахарной промышленности и винокурения.

Получая крупные заказы, Гретер-Криванек расширял свой завод, имея в то время более 2.000 рабочих. Все административные и ответственные должности были заняты чехами, во главе с директором завода К о л а ш. Последний, вышедший в директора из простых рабочих, был властолюбив и деспотичен. Этого маленького роста человечка, очень подвижного, можно было видеть во всех цехах и вечно кричащим до хрипоты. Злобу свою он изливал на рабочих, прибегая к излюбленному им приему, а именно: заметя рабочего, который курил или разговаривал, он старался пройти

[88]

мимо и, не доходя шагов двух, трех ронял из рук карандаш или чертеж, который всегда носил в руках. Просил рабочего поднять, а, когда тот наклонялся за оброненным предметом, Колаш с наскока наносил ему несколько ударов в голову, после чего кричал на рабочего, грозя выгнать с завода, если хоть раз заметит его курящим или разговаривающим во время работы. Мастера также не отставали от директора и старались друг перед другом быть изобретательней в области эксплоатации рабочих. В таких условиях мне пришлось работать в качестве слесаря в механическом цехе бригады Грамса. Бригадир Грамс работал на заводе уже более 20 лет до моего поступления. В этой же бригаде работал со мной слесарь Стасик, фамилии его я не помню, но о нем у меня осталось самое лучшее воспоминание. Тов. Стасик был лет 23, среднего роста, блондин, с голубыми глазами. По тем временам довольно развитой человек, охотно делившийся с нами своими знаниями. Он часто во время обеда собирал вокруг себя молодежь и вел беседы на очень разнообразные темы. Говорилось о производстве картофельной патоки, тут же о спичечном производстве и даже римской эпохе, рабах-гладиаторах и т. д. Каждый раз беседу заканчивал тем, что есть много наук, но они недоступны рабочему классу, так как начальство не желает, чтобы рабочие умственно развивались. Во время таких бесед часто происходили дебаты, и заинтересованным товарищам Стасик давал по затронутым вопросам книги, статьи или брошюры. Потом разбирали прочитанное, и, когда кругозор рабочего несколько расширялся, тов. Стасик переходил к нелегальной литературе. И лишь после подобной предварительной подготовки товарища вводили в кружок, где для него уже начинались регулярные занятия. Кружок собирался раз в неделю; здесь изучали политическую экономию, разбирали газетные статьи политического характера, говорили о борьбе классов и методах этой борьбы и т. д. Новичков учили, как держать себя во время обыска, ареста, допроса жандармерии, о категорическом отказе от показаний, хотя бы применялись самые крутые меры. Кружок рабочих завода Гретера-Криванек в 1899 году состоял из восьми человек: т.т. Стасик, Федор Лазебник, Прокопий Гуменный, кузнец Волков, Федор и Александр Воронины и еще двое, фамилии которых не помню. Летом