К двадцатипятилетию первого съезда партии - [33]

[89]

1899 года наши кружковые занятия происходили в кадетском саду. Собирались мы поодиночке, собравшись, усаживались на траве и приступали к чтению и разбору политической экономии. В первые дни наших занятий с большим трудом усваивалось проходимое, но чувствовали нутром, что для того, чтобы выбиться из тьмы и рабства капитала, нужно напрячь всю свою волю и умственные способности, понять и усвоить, и мы с напряженным вниманием слушали пропагандиста, который открывал нам все новые и новые горизонты. Тов. Стасик практически разъяснял нам, что такое прибавочная стоимость, говорил о прибылях капиталистов, концентрации капитала. И у нас являлось ясное понимание всего капиталистического производства и строя; легко усваивалось, так как язык рабочего и его практические подходы и выводы из окружающего давали ясную картину по затронутому вопросу. Таким образом мы постепенно приобретали знания в области политической и экономической наук. Строгая конспирация нашей работы и дружные занятия спаяли ваш кружок братскими узами одной семьи. Летние занятия нашего кружка подходили к концу, и с наступлением осени нужно было подумать о новом месте для занятий. Начались и подготовления к проводам товарищей, идущих в ссылку. Решено было в день отправки их собраться на Киевском вокзале и при отходе поезда тов. Андрей, с южного завода, обладавший сильным и красивым басом, должен был пропеть: „По дороге той проторенной толпой, что Владимиркой сдавна зовется», а остальные хором «Дубинушку». Но жандармерия, видимо, пронюхала про наши планы и в этот день высылку отменила. Мы же прямо с вокзала отправились в кадетский сад для решения некоторых вопросов, и выработки дальнейшего плана наших занятий. Решено было заниматься по очереди у каждого из товарищей под видом вечеринок с чаепитием и карточной игрой. Все товарищи по кружку жили на Шулявке. Собирались обычно у меня или тов. Волкова. Ставили на стол пустую бутылку из-под пива, раскладывали карты и в такой обстановке начинались занятия кружка. Зимою часто устраивались вечеринки с музыкой и танцами, собирались до двадцати пяти, сорока человек. На этих вечеринках часто выступал пропагандист под клиникой «Иван Иванович» (тов. Дивельковский). Вопросы

[91]

вее были злободневные, касавшиеся настоящего момента, больше иностранной политики мирового характера. Слушали с глубоким вниманием, поражались колоссальными знаниями докладчика и оставалось настолько сильное впечатление, что хватало разговоров по выдвинутым вопросам на целый месяц. И всем, конечно, делились с остальными рабочими на заводе во время обеденных перерывов. С января 1900 года начали выпускаться прокламации агитационного характера периодически, приблизительно, два раза в месяц. На обязанности нашего кружка лежало распространение прокламаций по всей Шулявке, на заводе Гретера и по дороге к Святошину. По получении прокламаций, первым долгом мы несли каждый в свой цех и, придя на полчаса раньше, всовывали в щели запертых ящиков верстака, где находились инструменты рабочих. Последние, придя на работу, находили их, бережно клали в карман и, собравшись в общей уборной, читали; чаще кто-нибудь один из грамотных товарищей читал вслух остальным. Был лишь один случай, когда прокламация попала мастеру механического цеха Каспор, которую он и передал в руки жандармерии. На следующий день, как прокламации были распространены на заводе, расклеивались и на телеграфных столбах и просто передавались знакомым рабочим других фабрик, перебрасывались через забор. Раз был такой случай: Федор Воронин и Стасик распространяли прокламации по Шулявке. Федор Воронин сгоряча с прокламациями перекинул через забор и свой годовой паспорт. Во дворе были презлые собаки, но Стасик храбро полез за паспортом и все обошлось благополучно. Способы расклейки прокламаций доходили до виртуозности. В самых людных местах, на глазах городового, наклеивали прокламации совершенно незаметно: маленькое ведерко с клейстером прикрепляли к пуговице рубашки или тужурки, а сверх одетое пальто совершенно его прикрывало, останавливались около места, где нужно клеить, быстро незаметно смазывали из ведерка с клейстером прокламацию и также аккуратно, быстро приклеивали, идя совершенно покойно дальше, так как в руках нет ничего, и значит нет улик. Весной было решено праздновать первое мая, были выпущены прокламации о значении майского праздника с призывом к забастовке на этот день. Прокламация была соста-

[92]

влена удачно и произвела на рабочих впечатление. Мне было поручено распространить 200 штук прокламаций. И вот, идя утром на работу в завод, я захватил их с собой. На углу около завода был рундучек, где торговала чешка, очень плохо говорившая и понимавшая по-русски. Я зашел купить ½ фунта колбасы на завтрак, она отвесила и, вижу, завертывает в старую грязную бумагу, которую я тотчас выбросил и завернул в прокламацию.

Чешка увидала, что у меня много бумаги и стала просить дать ей. Мы сторговались за ½ фунта колбасы, и я охотно вручил ей все прокламации. Последние разошлись в тот же день все на обертку колбасы и хлеба, а в 8 ч. утра во всех цехах можно было видеть, как рабочие читали прокламации. Рабочие ходили и в обеденный перерыв за колбасой, успех был большой, и у чешки в тот же день не осталось ни колбасы, ни прокламаций. Товарищи одобрили мой способ распространения прокламаций. На меня, как проходившего в завод первым, полисмен долгое время смотрел подозрительно, а чешку трясли жандармы несколько дней, и около месяца дежурили около рундучка, в надежде, что она опознает меня. Наступило и первое мая. Правда, не вышла на работу меньшая часть рабочих, но нас это не огорчило, мы чувствовали, что начало все-таки положено и когда-нибудь этот день станет праздником всех рабочих. Организованные рабочие, входившие в партию, празднование первого мая устроили в Голосеевском лесу, далеко за городом. Были расставлены патрули и с паролем, если не ошибаюсь, «Десна», пропускались к мосту назначения сходки. Собралось нас около 80 чел. и здесь я впервые увидел большое количество своих единомышленников, а на поляне среди леса развернутое красное знамя. На этом собрании выступал тов. Иван Иванович, о котором упоминалось раньше, говорил о значении мирового пролетарского праздника, о силе рабочего класса в единении и т. д. И под развернутым, гордо развевающийся, красным знаменем были пропеты: «Марсельеза», «Слезами залит мир безбрежный», «Дубинушка» и другие революционные песни. Расходились по домам также поодиночке. Этот день никогда не изгладится из моей памяти. Да, и на остальных товарищей, видимо, также он произвел глубокое впечатление, у многих на