Изюмка - [16]

Варька взглянула на Изюмку. Это был взгляд зверя, загнанного в угол клетки. Изюмка напряг мозги так, что в шее, чуть повыше затылка, что-то треснуло и в глазах потемнело. Треск и темнота навели его на мысль.

– Варька, не бойся! – шепнул он. – Сейчас я все устрою.

Изюмка сделал несколько неверных шагов по направлению к комнате и прямо на пороге рухнул на пол, больно ударившись локтем об косяк. Несколько раз согнул и разогнул ноги, потом выгнулся дугой. Дальше пошло легче. Изюмка заскрипел зубами и почувствовал, что ему почти не надо притворяться.

– Изюмка! – пронзительно завизжала Варька и бросилась к брату. Длинноносый Иван беспокойно закрутил головой:

– Ч-че-го это он?!

Светка, которая тоже, наверное, слышала изюмкин шепот, сориентировалась быстрее всех, отбросила плащ и пришла на помощь растерявшейся Варьке.

– Скорее! Скорее! – кричала она, прыгая по коридору в одной туфле. – Голову, голову ему держи! Ложку надо! Скорую, скорую! Я бегу! Какая у вас квартира?

В комнате Георгий приподнялся в кресле, оглядел корчащегося Изюмку, спросил: «Что с ним?»

– Он, это… припадочный, – объяснила бледная как полотно Варька. – Больной. С детства. Скорую надо.

– Хорошо, вызывай, – разрешил Георгий, вставая. – А мы пойдем. Не будем мешать.

Почти не шатаясь, он пересек комнату, осторожно перешагнул через Изюмку, мельком глянул на Светку, терзавшую диск телефона, взял с вешалки свою куртку и, кивнув Варьке, вышел за дверь, Иван, пошатавшись на одном месте, последовал за ним.

Варька закрыла дверь на щеколду и села под вешалкой прямо на пол. Изюмка тоже сел, прислонившись спиной к дверному косяку. Его слегка тошнило. – «Здорово у тебя получилось! – восхищенно сказала Светка. – Как настоящий. Где это ты навострился?» – «У нас Паша Стрельцов из 3в болеет, – объяснил Изюмка. – Я видел.» – Он опустил внезапно занывшие плечи и прикрыл глаза. – «Изюм! Тебе чего, плохо?!» – Варька вскочила, не коснувшись руками пола, и прыжком очутилась возле Изюмки. – «Нет, ничего, – Изюмка смущенно улыбнулся. – Я, наверное, спать пойду… Вот, извозился весь…» – Он показал на испачканную рубашку. Карман, надорванный в суматохе, болтался клетчатым лоскутком. – «Ты ложись, ложись, Изюм! – заторопилась Варька. – Я постираю все, и зашью. До завтра высохнет.» – «Ага!» – сказал Изюмка и, осторожно придерживаясь за стену, пошел б комнату. Светка и Варька еще долго шептались в коридоре.

Чайник подпрыгивал на плитке и хрипло кашлял носиком. Серый и тетя Лиза за столом не обращали на него внимания.

«Вот такое дело получается, – сказал Серый. – Мать, значит, пьет, гуляет. Дома хорошо если раз-два в недалю. Изюмка, того, некормленный, ходит в рванье, присмотру никакого… Сестра старшая, девка, уже, видать, того… Он прямо-то не говорит, но я, того, догадался… Чего делать-то, теть Лиз?» – «Забирать оттуда мальчонку надо, это ясно. Пока не сгинул. Только как?» – тетя Лиза обхватила ладонями круглые плечи и задумалась. – «Может, я его, того, к себе возьму? – нерешительно сказал Серый. – Только пойдет ли?» – «Ну уж из тебя воспитатель! – воскликнула тетя Лиза. – Сам ведь до бутылки охотник! Чего менять-то шило на мыло?!» – «Да нет, я, того, завяжу… – пробормотал Серый. – Я же не алкаш. Я так… с тоски…» – «Все с тоски, – отрезала тетя Лиза. – Однако тоски почему-то не убавляется, а прибавляется… Да и чего ты в детях понимаешь?!» – «Ну, понимаю немного… У меня ж сын есть…» – «У тебя?! – ахнула тетя Лиза. – А чего ж я не знала-то? Большой? А и где он? А жена?..» – «Да погоди, погоди ты, теть Лиз, – улыбнулся Серый. – Эк, затрещала… Женат я был. Не по-людски, правда. И сын не родной. Но все же, как-никак, пять лет прожили.» – «А отчего не по-людски? Ты вроде мужик смирный. На пакости не годишься…» – «Да не в том дело… Сейчас и вспомнить смешно. Сижу я как-то на скамейке, на солнышке. Мимо девушка вдет. С кульком. С ребенком то есть. Все честь по чести, голубой лентой перевязан. Присела рядом. Сидела, сидела, потом вдруг спрашивает: „Простите, а как ваша фамилия?“ – Я, понятно, удивился, однако, отвечаю: „Ломакин моя фамилия. А в чем дело?“ – Она прикинула что-то и вдруг говорит: „А не могли бы вы записаться моему ребенку отцом? Закон такой имеется, что если кто на регистрацию придет и скажет, что я, мол, отец, то так его и запишут. Мне от вас ничего не надо, а просто чтобы у него в свидетельстве не пустое место, а все же отец был. Ну, я, конечно, задумался. Дело-то такое… А она ну меня уговаривать, и так, и этак. Ну, я и того, согласился. Дошли в контору. Записали ребятенка. Получился он Виктор Сергеевич Ломакин… Потом к ней в общежитие пошли, праздновать… чай пили с тортом… В общем, как-то так вышло: через три месяца поженились… Жили врозь. Я в своей общаге, она с сыном – в своей. Потом мне квартиру дали. Ничего…“ – „А чего ж разбежались-то?“ – сочувственно спросила тетя Лиза. – „Да я и сам не знаю… Где корень, где верхушка? Пил я… да немного тогда… Когда скандалить стали, тогда больше… Мужики у нее были, так это мне все равно… Натуру не переломишь… Витьку жалко. Привык к нему…“ – „Сейчас-то видишь его?“ – „Не, она не пускает…“ – „По закону должна пускать…“ – „Нешто ж я, того… судиться пойду?“ – „И то верно, – вздохнула тетя Лиза. – Бил ты ее?“ – „Да нет, что вы! – Сернй всплеснул руками. – Я сроду не дерусь. В деревне даже трусом дразнили, хотя не в боязни тут дело. В натуре, того…“ – „Ты родом-то откуда?“ – „С вологодчины…“ – „Скотину любишь, ходить за ней… Чего ж сорвался?“ – „А-а! – Серый досадливо поморщился. – Соседка сманила, девка. Поедем в город, да поедем в город… Одной ей, вишь, страшно было… Устроимся, говорит, на фабрику, будем, того, как люди жить… Чем ты хуже других – в навозе копаться… Ну, я и поехал… Отец к тому времени от водки помер, мать – черная вся, на ферме гробится, да хозяйство тянет – радости в жизни никакой нет… Уехал я за той девкой. Жениться хотел.“ – „А чего делал-то?“ – „На заводе работал. Сверлильщиком. Дырки сверлил.“ – „В чем дырки-то?“ – „А хрен его разберет. По-разному. Что дадут – в том и сверлю. Грохочет все, маслом воняет, железом… А девка та – как прижилась, так от меня в сторону. Будто и незнакомы. Я сначала терпел, потом поставил: объясни, в чем дело? Она объяснила: кому мы тут нужны, хмыри деревенские? По ее выходит: я и глупый, и собой нехорош, и оборотистости во мне грододской нет. В общем, полная неудача… Все, того, городского искала… Нашла…“ – „Да ну?“ – удивилась тетя Лиза. – „Да… Я уж потом узнал: бросил он ее с дитем и укатил куда-то. Она помыкалась, помыкалась… домой возверталась. То есть не совсем домой… На центральной усадьбе нынче проживает. Дочку ростнт…“ – „Может, и тебе…“ – „Да нет, теть Лиза! Было, быльем поросло… Чего людей смешить? Да и хватит мне – побыл женатым. Чего-то во мне есть такое – для баб неугодное… Собой, может, больно нехорош…“ – „Да это ты брось, Серый, – решительно возразила тетя Лиза. – Для мужика внешность – последнее дело…“ – „Ну так еще чего… Ладно! Бросим об этом! Того…“ – „Ладно. Не хочешь – не будем. А только я тебе так скажу! – тетя Лиза прихлопнула по столу квадратной ладонью. – Человеку в любых годах тепло нужно. Я вот старая баба – и то… У меня мужик знаешь какой был…“ – „Какой?“ – с любопытством переспросил Серый. – „А такой. Пил – как лошадь, куда там тебе! Как напьется – в драку. Вечно вся в синяках ходила. А ребенки?! По-первости-то все травила их – он не хотел, я слушалась. А потом все, не могу! Хочу ребенка! Выносила, родила… Да чего говорить! Мне его даже не показали, сказали – умер… Я потом слышала – одна санитарка другой шепотом рассказывала, что это такое было… Сказали: пока муж пьет – больше не заводить, все такие будут… А как сгинул он…“ – „Помер, что ли?“ – „Говорю ж – пропал. Ушел из дому – и нет его. День, два, неделю. Я в милицию. Они расспросили все, через месяц, говорят, не появится, подадим в розыск. Прихожу через месяц. Подаем, говорят, только вы, гражданка, не очень надейтесь, по тому, как вы его жизнь обсказали, он скорее всего уже погиб где-нибудь через свое пьянство иди через драку. Я, понятно, плачу, а один милиционер, молоденький такой, утешает меня: что вы, гражданка, убиваетесь, будто хорошо за ним жили? Глаза у него такие голубые, с ресницами длинными. Будто добрые. Я ему про жизнь свою и рассказала. Он выслушал все внимательно, а потом и говорит: так вы ж еще и радоваться должны, гражданка, что от такого зверя освободились. Вы ж еще гражданка нестарая, может, и замуж еще выйдете, и ребенка даже хорошего родите… Эх, говорю я ему, что б ты понимал! И пошла оттудова… С тех пор уж сколько годов прошло, а все иной раз подумаю: а вдруг как жив?! Ребенка родить хотела, себе в утешение, да не вышло. Сломалось, видно, во мне чего-то…“ – „Да, теть Лиз, – вздохнул Серый. – Невеселая у нас в вами жизнь получается… Вот я и говорю, того… Изюмку-то как бы оттуда вытащить?“ – „К тебе-то он привык, конечно… – протянула тетя Лиза и вдруг с быстрой надеждой взглянула на Серого. – А ко мне пойдет, как думаешь?“ – „Не зна-аю, – Серый опустил глаза. – Спросить можно…“ – „Вот и спроси, – утвердила тетя Лиза. – Тебе сподручней. Я хоть от бутылки застрахована. Да и заработок у меня больше.“ – „У меня тоже деньги есть, – встрепенулся Серый. – Того, много, я копил. Для Изюмки потратил бы… Дело, того, доброе…“ – „Ну ты его, его спроси, – настойчиво повторила тетя Лиза. – Только обскажи все как есть… И так, чтобы не сразу… чтоб подумать ему…“ – „Ладно, – вздохнул Серый. – А только… того…“ – и не договорив, сгорбился над чашкой остывшего чая.