Изюмка - [11]

«Ну рассказывай, рассказывай дальше!» – попросила Илона и заглянула Изюмке в глаза. – «Хорошо, – очнулся Изюмка. – Только Нина Максимовна заругается…» – «А ты приставь руку ко рту, как будто опираешься на нее, а я приставлю к уху, тоже как будто опираюсь. И будешь рассказывать, – придумала Илона. – И Нина Максимовна ничего не заметит… А в руку возьми ручку, как будто пишешь… Нету? Ну, на вот мой карандаш…»

«Карандаш!» – подумал Изюмка и тут же вспомнил, что Вовка поссорился с ним из-за карандаша, из-за того, что он, Изюмка, нечаянно сломал Вовкин фирменный карандаш, который подарил ему старший брат. Оттого, что он это вспомнил, Изюмке стало весело, и он, не раздумывая больше, приставил руку ко рту и начал: «И тогда Облачный Король приказал Северному ветру согнать тучи и затянуть все горы туманом, чтобы путники не увидели ни отвесных стен, ни пропастей, и упали, и погибли в каком-нибудь ущелье… Но светлячки расселись на самых опасных местах и своим светом, видимым сквозь туман, указывали им верную дорогу и предупреждали об опасности…»

Изюмка выгребал из кормушки винторогих козлов перепревшее сено и выбрасывал его на пол. Потом Серый заедет сюда с тачкой и вывезет сено на помойку.

«А эт-то что у нас такое? Что за новый кадр?» – послышался голос за его спиной. Голос был такой веселый и вкусный, что Изюмке сразу захотелось широко улыбнуться и запеть песенку, которую они когда-то учили на уроке пения: «Мы – веселые ребята, – бята, – бята! Наше имя – октябрята!»

Но ничего этого йзюмка, конечно, не сделал, а просто вытянул шею и посмотрел через плечо назад. На пороге клетки стоял человек в белом халате с засученными рукавами, из которых торчали волосатые красные руки с необыкновенно тонкими и гибкими пальцами. И еще у человека были небольшие аккуратные черные усы. Ничего больше Изюмка с первого раза не заметил. Он вообще не умел видеть людей целиком – в отличие от зверя или дерева они были для него слишком многообразны и не вмешались сразу в Изюмкину голову. В первую встречу он замечал, допустим, глаза, во вторую – нос и волосы, и так дальше. Зато, то, что замечал, Изюмка рассматривал с такими подробностями, как редко кто и редко когда делает. Поэтому в давно знакомых людях Изюмка замечал страшно много всего. Но никто не знал об этом. Не знал и сам Изюмка.

«Что это вы, Сергей Иваныч, сменили гнев на милость? – спросил краснорукий человек. – Никогда раньше у вас юннатов не видел. Да еще таких маленьких…» – Из-за плеча человека выглянуло смущенное лицо Серого: «Да это не юннат, Андрей Викторович… Это так… Изюмка…» – «Да, да – слыхал, слыхал что-то… Но быть знакомым не имел чести. Ну что ж… Надеюсь, ваша дружба пойдет на пользу обоим. Только уж вы, Сергей Иваныч, поосторожнее. Звери у вас на секторе, как-никак, серьезные… Сами понимаете…» – «Да что вы, Андрей Викторович! Конечно, я, того, понимаю! Только он, того… – Серый улыбнулся какой-то неожиданной для него, гордой улыбкой. – Необычный мальчишка. Вроде как слово звериное знает. Я б не поверил, если б, того, своими глазами не видал. Никто его не боится. Даже Кузя. Право слово, я даже поразился. От всех по потолку бегает, а при нем стоит, ничего, мемешкает даже… Он, Изюмка, говорит, что к Белому Клыку может в клетку войти…» – «А вот этого не надо! – Андрей Викторович взмахнул рукой и ладонью отрубил что-то воображаемое. – Детям – им положено во все играть. А мы с вами – взрослые люди, и обязаны проследить, чтобы эти игры ничем им не грозили… „Слово знает“ – ну что за детский сад для работника зоопарка?! Слышать не хочу! Вы меня поняли, Сергей Иваныч? – Серый, потускнев, кивнул головой. – Вот так. А теперь пойдем посмотрим машкино копыто… До свидания, Изюмка… А Белого Клыка обходи за версту. Он не кажется злым, но нервозен и вспыльчив, как все волки, и серьезно покусал уже двоих наших рабочих. Вот так,» – Андрей Викторович потер предплечья ладонями, отчего на них до локтей дыбом встали черные жесткие волосы, и пошел вслед за двинувшимся по коридору Серым.

«А это кто был?» – спросил Изюмка, когда Серый вкатил в клетку дребезжащую тачку с торчащим из нее черенком лопаты. – «Это ветврач наш зоопарковский, Гостищев Андрей Викторович, – объяснил Серый. – Понравился тебе?» – «Да-а, – протянул йзюмка, раздумывая над тем, понравился ли ему ветврач. – А только Волк все равно меня кусать не будет…» – «Деловой мужик, – задумчиво сказал Серый, словно не услышав последних слов Йзюмки. – Жизнь свою знает и, того… делает…»

Думать Изюмка не умел. И когда Нина Максимовна, вытирая измазанные мелом пальцы, говорила строго и внушительно: «А ну-ка, Курапцев Кирилл! Подумай и ответь: чему равняется удвоенный икс в этой задаче?» – на лице его появлялось тоскливое и недоумевающее выражение, глаза щурились и становились маленькими и тусклыми, а сам Изюмка выглядел в такие моменты жалким и болезненно некрасивым.

Зато он умел смотреть. Часто во время перемен одноклассники подтаскивали его к окну и, указав на какое-нибудь особенно замысловатое облако, спрашивали: «На что похоже, Изюмка?» – Изюмка на секунду задумывался, потом улыбался быстрой неровной улыбкой и важно отвечал: «А то непохоже! На тетю Валю-буфетчицу, понятно. Как она над котлом наклонилась и со дна обгорелое пюре выскребывает. Вон котел внизу, видали? А в другой руке у нее – тарелка…» – И третьеклассники, ежась от удовольствия, видели и тетю Валю, и котел, и тарелку в ее руке… И, тыча чернильными пальцами в синее осеннее небо, кричали: «А это, а это, Изюмка? На верблюда, да?»