Известный аноним - [19]
Но вернемся к поэме Кюхельбекера, можно предположить, что Пушкин спешил ее выпустить к юбилею Царскосельского лицея 19 октября 1836 года, когда должна была состояться 25‑я лицейская годовщина. Но, видимо, не эта дата толкнула его к напечатанию, иначе бы он, зная сроки выхода книг, начал бы свои действия раньше. Цензурное разрешение на издание «Русского Декамерона» было получено 10 октября 1836 года, билет на выход книги подписан цензором только 25 ноября. В этот отрезок времени укладывается вся первая часть дуэльной трагедии, включая свидание Натали с царем, вызов Дантеса, объявление о помолвке Дантеса и Екатерины, аудиенция у царя. Незадолго до этого, в конце августа, он написал знаменитое стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Нет смысла его цитировать, его все знают. Наряду с поэмой Кюхельбекера, его можно считать духовным завещанием поэта.
«Зоровавель» был издан анонимно стараниями Пушкина в составе книги «Русский Декамерон 1831‑го года», где сама поэма перемежается прозаическими разговорами о ней. «Не я, графиня, заставил его (Зоровавеля — А. А.) говорить то, что вы слышали: речь его, как и всю повесть, взял я из 3 и 4 главы Второй книги Ездры».[80]. Новую книжку своего ссыльного друга Пушкин наверняка подарил всем своим друзьям, у нас нет сведений об этом, но мы допускаем, что эту книгу никто не захотел обсуждать, зная, чьему перу она принадлежит. Имена государственных преступников упоминать было запрещено. Кстати, заметим, что цензором книги был П. Корсаков, который позволил печатать и последнюю книгу самого Пушкина, вышедшую перед самой дуэлью, миниатюрное издание «Евгения Онегина». Пушкин выпустил книжку своего друга с той же целью, что и написал анонимное письмо: объяснить своим друзьям свою позицию, не зря он вернулся к этой позиции в письме к графу Толю. В этом письме Пушкин, скорее всего, цитирует Зоровавеля из поэмы Кюхельбекера, но ссылается на Священное писание. К позднейшей переработке поэмы сам Кюхельбекер сделал примечание к упоминанию о жемчужине царя Цейлонского: «Об этой жемчужине пусть прочтут хоть в замечаниях к Муровой поэме «Lala — Rukk». Нарочно ссылаемся на книгу, доступную несколько образованному читателю, потому что смешно в цитатах щеголять видом учености, почти всегда очень дешево купленной».[81]. Мы надеемся, что Пушкин все — таки заглянул в Священное писание, хотя бы из любопытства. Библию он усердно штудировал еще во времена своей ссылки в Михайловском. Книгу же Кюхельбекера он по выходе, наверняка перечитал, поскольку экземпляр его библиотеки разрезан. Маленькую книжку со стихами Кюхельбекера, я думаю, он дарил друзьям не без надежды, что они поймут притчу. Процитируем основную мысль поэмы по библии, для чего откроем Вторую книгу Ездры. Трое юношей телохранителей, поспорили, пока царь Дарий Персидский спал, что на свете всего сильнее. Каждый написал свое слово и запечатал, чтобы царь, проснувшись, рассудил. «Один написал: сильнее всего вино. Другой написал: сильнее царь. Третий написал: сильнее женщины, а над всем одерживает победу истина».[82]. Победившим, естественно, оказывается третий, его имя даже упомянуто в библии: «это был Зоровавель». «Неправедно вино, — говорит Зоровавель, — неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие и все дела их таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей; а истина пребывает и остается сильною в век, и живет и владычествует в век века. И нет у нее лицеприятия и различения, но делает она справедливое, удаляясь от всего несправедливого и злого, и все одобряют дела ее. И нет в суде ее ничего неправого; она есть сила и царство и власть и величие всех веков: благословен Бог истины!».[83]. И персидский царь признал его мудрейшим и отпустил Зоровавеля строить Иерусалимский храм, повелев всем начальникам и правителям областей, военачальникам и сатрапам пропустить его и идущих с ним строить Иерусалимский храм, и дал свободу всем иудеям. Об этом мечталось и Кюхельбекеру в темнице, и Пушкину в тенетах «свинского» Петербурга.
Строки священного писания вставали перед Пушкиным в последние его дни, он уже воздвиг себе памятник нерукотворный, который вознесся выше главою непокорной Александрийского столпа. Он знал, что истина сильнее женщины и царя, но гения ставил еще выше. На Александрийском столпе, как известно, стоит ангел с крестом. Выше только Бог. Истина, которую с одного взгляда открывает гений (будем трезвы и назовем ее имя: это была гордыня, тяжкий грех), оказалась не сильнее Царя Небесного. Потому что у Бога истины нет лицеприятия. Ему что Пушкин, что царь, что Дантес. Пушкин пал на дуэли, испытывая судьбу, и Бог истины ему судья, а более никто.
В этой книге все, поэзия в том числе, рассматривается через призму частной жизни Пушкина и всей нашей истории; при этом автор отвергает заскорузлые схемы официального пушкиноведения и в то же время максимально придерживается исторических реалий. Касаться только духовных проблем бытия — всегда было в традициях русской литературы, а плоть, такая же первичная составляющая человеческой природы, только подразумевалась.В этой книге очень много плотского — никогда прежде не был столь подробно описан сильнейший эротизм Пушкина, мощнейший двигатель его поэтического дарования.
Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее «Дневник», написанный по-французски, неоднократно издававшийся в России в конце XIX–начале XX века и недавно переизданный вновь в русском переводе.Жизнь Марии Башкирцевой старательно идеализирована публикаторами и семьей, создан миф, разрушать который мы совсем не собираемся, но кажется уже наступило время, когда можно рассказать о ее подлинной жизни, жизни русской мадемуазель, большую часть которой она прожила за границей, попытаться расшифровать, насколько это возможно, ее дневник, поразмышлять над его страницами, как напечатанными, так и сокрытыми, увидеть сокрытое в напечатанном, рассказать о быте того времени и вернуть имена когда-то известные, а теперь позабытые даже во Франции, а у нас и вовсе неведомые.Журнальный вариант.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.