Известный аноним - [15]
Вернемся, однако, к письму. До царя, думается, анонимное письмо все же дошло еще в ноябре, Михаил Виельгорский передал его в руки Бенкендорфа, именно этот экземпляр с печатью и двойным конвертом сохранился. Вероятно, это произошло перед самой встречей царя с Пушкиным, 23 ноября, о которой мы скажем позже.
Однако вмешательства Жуковского избежать не удалось. Наталья Николаевна, узнав, что муж вызвал Дантеса, может быть, догадавшись по визиту барона Геккерна к Пушкину, а может быть, старик Геккерн и лично посвятил ее, столкнувшись в доме, посылает срочно за своим братом Иваном в Царское Село. Оценив ситуацию, поручик Гончаров возвращается в Царское и оповещает Жуковского. Все идет не по плану Пушкина.
На следующий день Пушкин пишет письмо министру финансов Канкрину, в котором просит забрать за долги, в общем — то, не принадлежащее ему имение, но главное в письме не это, а просьба не сообщать об этом императору.
«Убедительнейше прошу ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет таковой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть и прикажет простить мне долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение: ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости…».[66].
Если ты начинаешь борьбу против кого — либо, ты, как порядочный человек, сначала должен очиститься от долгов своему врагу.
Жуковский, ведя переговоры о будущей дуэли, сообщает Пушкину, что он все неправильно понял и Дантес просит руки Екатерины Гончаровой, сестры Натальи Николаевны. Пушкин приходит в ярость от низости посланника и его сына.
Император Николай Павлович, вероятно, еще не ведающий о дуэльной истории (она держится в секрете), продолжает свои атаки на Натали. 15 ноября должен был состояться первый бал в Аничковом дворце, который ознаменовал собою открытие сезона.
Наталья Николаевна получает приглашение в Аничков дворец одна, без мужа, что, само собой, привело, Пушкина в бешенство. Натали была в растерянности, что ей делать. Ей не хотелось огорчать мужа и ехать, но не ехать она тоже не могла. Она обратилась к Жуковскому — тот немедленно ответил:
«Разве Пушкин не читал письма моего? Я, кажется, ясно написал ему о нынешнем бале, почему он не зван и почему вам непременно надобно поехать. Императрица сама сказала мне, что не звала мужа вашего оттого, что он сам ей объявил, что носит траур и отпускает всюду жену одну; она прибавила, что начнет приглашать его, коль скоро он снимет траур. Вам надобно быть непременно. Почему вам Пушкин не сказал об этом, не знаю; может быть, он не удостоил прочитать письмо мое?»[67].
Пушкин, разумеется, не мог не прочитать, записку, посланную ему Жуковским, поскольку Жуковский в это время вел переговоры по дуэли. Безусловно, прочитал и решил скрыть мнение Жуковского о непременном присутствии Натали на бале, так ему не хотелось, чтобы жена ехала во дворец. Он расценивал приглашение его жены без него, как тяжкое намеренное оскорбление. Императрица, разумеется, знала, что Пушкин посещает балы, видела его 5 сентября на храмовом празднике Кавалергардского полка, шефом которого была. Видел его там и царь. Да и в камер — фурьерском журнале отмечено его присутствие. Но ему снова указали на место, взяв формальный предлог.
16‑го ноября, после бала в Аничковом дворце, где Натали была одна, Пушкин говорит Соллогубу в гостях у Карамзиных: «Ступайте завтра к д´Аршиаку. Условьтесь с ним насчет материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше». Он просит вести переговоры о дуэли, хотя срок отсрочки, которую он дал Геккернам еще не кончился. После обмена разными условиями, Пушкин формально забирает свой вызов, а Дантес с Геккерном объявляют о помолвке на бале у Салтыковых.
С 17‑го по 21 ноября Пушкин пишет письмо барону Геккерну, которое потом разорвет, но все основные мысли оставит для письма январского, послужившего причиной вызова Дантесом Пушкина:
«Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном».
