Изумрудная рыбка - [14]

Он из старого корпуса в новый ведет — на четвертом этаже. Мы туда бегали еще когда малышней были. Машины смотреть. Но вообще там классное место. Вечером никого нет, тихо так. Можно вполне считать этот переход отдельным от больницы. Никто не разговаривает, не смотрит телек, не стонет, не бегает со шприцами… Хорошо там.

Эх, были бы Серый, или Толик, или Пашка…

А, один пойду! Все равно делать нечего.

И пошел.

На подоконник залез и сижу смотрю. Третье окно — самое классное. Там трамвайную остановку видно и магазин чуть-чуть. Можно сколько угодно смотреть, все время новые люди приходят. Сначала я на остановку смотрел и думал, как бы здорово было, если бы вдруг сейчас мама приехала. Или бабушка. Или тетя Катя. Они бы тогда сначала остановку с другой стороны обошли бы, потому что там лужа большая, а потом пошли бы вдоль забора и…

Но тут мне как-то грустно стало, и я стал на магазин смотреть. Люди входили и выходили. Многие просто с сумками выходили, и это было неинтересно. А другие в руках хлеб несли. Или кефир. Или банку с огурчиками какими-нибудь. Хорошо им! Захотят — хлеб купят, захотят — огурчики. Я вообще-то огурчики из банки не очень люблю. Я больше помидорчики из банки люблю. Только они в этом магазине, наверное, не продавались. Ну и пусть, я бы и огурчики купил. И хлеб, и кефир, и…

Тут я вдруг шаги услышал. На лесенке в наш коридор. Там лесенка такая смешная, три ступеньки. Они железные, поэтому шаги хорошо слышно.

И тут в наш коридор какой-то такой… стриженый вошел. В синих «трениках» и красной куртке. Малышня совсем — как Серый говорит, «четвертый класс — штаны на вырост».

— Тебе чего тут? — говорю.

— Ничего.

— А раз ничего, так и вали отсюда, — говорю. — Это наш коридор.

Молчит, сопит только. Я его ни разу не видел. Наверно, он вообще с пятого этажа. «Пятачок» несчастный.

А он не уходит. Встал в конце коридора и стенды рассматривает. Я на него смотрю и вижу, что он их просто так рассматривает. Что он их давно рассмотрел уже все, потому что они тут сто лет висят. Про клетки всякие и про такие вещи. А он их рассматривает, потому что уходить из коридора не хочет. Из нашего коридора.

Ну и пусть. Был бы Серый или Толик — мы бы его быстро заговорили до смерти, так что он убежал бы. А одному мне не хочется чего-то.

Так что я стал дальше на магазин смотреть. Только уже неинтересно было. Я встал и медленно пошел обратно в отделение. Чтобы этот «пятачок» стриженый не подумал, что он выиграл. А когда совсем почти ушел, то немножко обратно заглянул.

Он уже у окошка сидел. У третьего. Откуда видно остановку трамвайную и магазин. И люди входят и выходят с хлебом, кефиром и огурчиками. Входят и выходят.

Синий свет

Тихо. Потому что ночь.

Ну, не совсем ночь, а просто отбой. Я лежу в кровати и смотрю на потолок. На потолке три длинные синие полосы — одна толстая и две тонкие. Это от фонаря. Он стоит на улице, и его свет светит прям в наше окно. Синий-синий цвет — то есть он белый, но все-таки синий.

Летом еще ничего, потому что спишь раньше, чем темно. А сейчас — не лето, а осень. Почти уже зима.

Полосы идут от окна наискосок в угол. Три синие полосы на белом потолке. Когда я сплю дома, то по потолку ездит желтый свет от машин. Желтые пятна слева направо. А когда я сплю у бабушки, то желтый свет от машин ездит справа налево. А здесь, в больнице, свет никуда не ездит, никогда. Он стоит на одном месте. Синий-синий.

Потолок недавно ремонтировали, так что даже трещин нету, чтоб веселее было. Раньше там была одна трещина, как Амазонка, а еще — пятно, похоже на остров. А теперь нету, просто белый потолок. И прямые синие полосы.

Если бы рядом лежал Пашка, мы бы с ним разговоры поразговаривали. С Пашкой интересно разговоры после отбоя разговаривать — он очень умный. В разговорах. Он сто тыщ вещей знает про зверей, и про деревья, и всякие другие еще. Я про технику всякую больше люблю, но с Пашкой можно и про технику поразговаривать.

Если бы Серый лежал — мы бы с ним тоже поразговаривали. Только не разговоры, а шуточки всякие. Шутим, а потом смеемся в подушку. С Серым шутить очень спокойно можно — он все шутки как надо понимает.

Или если б Толик лежал — можно было бы тоже поразговаривать. Хотя Толик стал совсем глупый, потому что ему одна девчонка нравится. Ходит с глупыми глазами, по-дурацки как-то. Мы с Пашкой про него смеялись, а он обижается, говорит, что мы еще маленькие. Хотя сам всего на год старше, даже не на целый год, а на десять месяцев.

Но Серый сейчас дома, где по потолку наверняка ездит желтый свет от машин, а Толик в другой палате. А Пашку выписали совсем недавно. На Пашкиной кровати лежит сейчас Геннадий.

Он ничего так, хотя и совсем взрослый. Ему пятнадцать уже или даже немножко больше. Он из Симферополя и говорит всегда на «вы». Это мне ужасно нравится, когда он говорит: «Николай, а как вы насчет партии в шашки?» Геннадий в шахматы не играет, зато в шашки — о-е-ей! А вообще он ничего так, понимающий, хотя и в первый раз у нас.

Геннадий тоже не спит. Это слышно, как он дышит. Он лежит на спине и смотрит в потолок, на синий свет. По-другому лежать у него не получается, потому что он в корсете. Я тоже лежу на спине, но просто так.