Израненный - [59]

— Мэддокс… кончит… кончится тем, что кто-то придёт.

Я смотрю через плечо вниз и нахожу, что его взгляд прикован ко мне, дьявольская ухмылка растягивает уголки порочного рта, в то время как в дымчато-серых глазах блестит чистое озорство.

— Да, ты кончишь, — бубнит он, — Я прослежу, чтобы это произошло, — от обещания в его голосе я таю.

Моё дыхание танцует чечётку в моих лёгких, выходя горячими и быстрыми вдохами на книги передо мной, когда я ощущаю внушительно толстый палец, проникающий в мою скользкую плоть.

Мэддокс издаёт гортанный звук, и он настолько первобытный, настолько звериный, что всё женское во мне отвечает на это: моя сердцевина рефлекторно пульсирует, грудь набухает, а соски твердеют в лифчике, требуя тёплой помощи его рта.

— Чёрт, Эйли, — говорит он хрипло. — Ты такая чертовски мокрая, малышка, — он скользит пальцем вверх, а затем вниз, и вверх, и вниз, играя в моей влажности. — Выгни спину и толкни свою попку немного на меня, — он вкрадчиво даёт наставления, мастерски дёргая меня за ниточки. Слегка опираясь на книжную полку, я выгибаю спину и толкаю бёдра назад ради полного удовольствия.

Он хватает мои округлую попку руками и разводит ягодицы, полностью лишая меня всякого чувства скромности. А затем дует на мои складочки, его лицо так близко к моей опухшей, пульсирующей плоти, что это… невозможно описать словами. Когда его рот касается моих половых губ, мои колени слабеют, и мне приходится ухватиться за полку, чтобы удержать себя в вертикальном положении.

Мэддокс целует меня там, где влажность стекает капельками, словно мёд. Он тщательно поедает меня, используя свой язык, такой горячий, такой влажный, и настолько медленный. Он пирует моей плотью, словно амброзией богов. Когда он проникает внутрь, я сгибаюсь практически пополам, и мои ягодицы широко раскрываются. Мягкие, прерывистые стоны свободно вылетают из моего рта, пока я стараюсь отстраниться от него. Но его хватка сильна настолько, что Мэддокс удерживает меня именно так, как он хочет. Вся моя вселенная собирается внизу, где его прекрасный язык пробует, облизывает и щёлкает по невероятно чувствительному комочку моих нервов. Удовольствие, которое я никогда раньше не испытывала, настолько сильное и удивительное, что из меня вырывается оглушающий крик, и всё тело сотрясается от невероятной кульминации.

Мои колени подгибаются, и на этот раз у меня нет сил держать себя. Но он оказывается рядом. Сильные, мускулистые руки обнимают меня за талию, и Мэддокс прижимает меня к себе. Затем разворачивает к себе лицом и захватывает мой рот своим в голодном, страстном поцелуе. Я ощущаю свой аромат, и сочетание наших вкусов восхитительно опьяняет.

Глава 21

Эйли

Позже мы приезжаем к нему в квартиру. Уход из библиотеки был одной из самых неловких вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Когда мы с Мэддоксом спустились вниз, я сразу поняла, что все слышали мой крик удовольствия. Пока Мэддокс ждал меня снаружи, я в спешке собрала свои вещи и с очень покрасневшим лицом попрощалась со своей исследовательской группой. Прямо перед отъездом из школы Мэддокс спросил, в любом ли месте я смогу рисовать. Получив от меня самый простой ответ, какой я только могла дать, он помог мне перетащить мои вещи для рисования в свой грузовик и повёз нас к себе в квартиру. Мы работали над картиной в течение последних двух с половиной часов, поэтому решаем ненадолго прерваться, прежде чем продолжить.

Ожидая, когда он вернётся из ванной, я сижу на стуле перед своим мольбертом и смотрю на его портрет, нарисованный на холсте. Это даже не приближено к реальности, и я начинаю понимать, что никогда и не будет. Мэддокс Мур слишком силён, чтобы быть запечатлённым красками. Но то, что у меня есть, будет одним из лучших его воплощений, которые я когда-либо делала. Он здесь, в резких мазках кисти. Малиново-красный и белый, а за ними негативное пространство⁵ в тенях — создают иллюзию разрушения. Он Бог на моей картине.

Арес.

Грозный. Ненасытный. Опасный.

— Великолепный, — бормочу я в оцепенении, и именно в этот момент Мэддокс появляется в поле моего зрения. Во рту становится сухо, пока я тупо пялюсь на него. «Ему стоит быть моделью», — размышляю я глупо. Нижнего белья, джинсов, кожи, возможно? Это не имеет значения до тех пор, пока на нём мало одежды.

Только Мэддокс может превратить походку в заявление о сексуальном бунте. Босиком и с голым торсом, он расхаживает по квартире в тёмно-синих джинсах, низко сидящих на бёдрах. Слишком низко. Он завязал волосы в конский хвостик, что ещё сильнее подчёркивает скулы и делает его взгляд более пристальным. Я краснею и опускаю голову, когда наши взгляды встречаются. От того, как он смотрит на меня таким пожирающим, пронзительным взглядом, моя кожа начинает гореть. Воспоминание о сцене в библиотеке накрывает меня, словно сезон дождей. Боже, я позволила его великолепному рту и языку пировать мной. Думая об этом даже сейчас, несколько часов спустя, моё тело всё ещё покалывает. Это ощущалось удивительно, потому что я хотела его прикосновений. И всё ещё хочу.

— Скажешь что-нибудь?