Израильтянка - [46]
Вдруг за дверью послышался шум, скрипнула половица. Вздрогнув, Юлия прыгнула в кровать и укрылась одеялом. Она умерла бы от стыда, если бы кто-нибудь застал ее, позирующую перед зеркалом, и особенно с пистолетом. Исраэль прошел мимо ее комнаты, потом вернулся обратно, заскрипел диван под тяжестью его тела, и вновь воцарилась тишина.
Пистолет покоился теперь на животе у Юлии. Его холодок успокаивал разгоряченную прыжком кожу. Тяжелый, он глубоко продавливал живот, занимая то место, где будет когда-нибудь расти ее ребенок. Она держала его в ладошках, как недоношенный плод, убаюкивая, покачивала из стороны в сторону. А он как будто толкался ножками, выскальзывая из уставших пальцев. Тогда Юлия положила его на грудь между сосков, которые когда-нибудь наполнятся молоком, но он больно давил тяжелой твердостью на ребра. Наконец, она нашла ему место, крепко зажав между бедер. Здесь он сидел смирно, лишенный свободы в наказание за непослушание. Его ствол вытянулся на лобке, пригревшись в волосах. Юлия лежала неподвижно, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Что-то поднималось в ней из глубины, разливалось теплом по груди и плечам, заставляя сердце биться быстрее, ускоряя дыхание, наполняя голову жаром. Что-то тяжелое прижало тело к кровати, парализуя волю. Что-то огромное, как медведь, сгробастало ее в охапку, окутало горячей шерстью. Как бабочка в коконе, она не слышала ничего, кроме оглушающего пульса в висках. Голова кружилась, словно она проваливалась в глубокой перине. Сознание помутилось, и блаженство разлилось по телу, остановив течение времени…
Наконец, она очнулась. Встряхнула головой, отгоняя наваждение. Поднялась с кровати, оставив пистолет остывать среди простыней, и приняла душ, наслаждаясь потоком воды, падающим на голову и плечи. Густо намылив тело, она встала под струи, смывая омертвевшие клетки кожи и обнажая новые — молодые и чувствительные. Горячая вода вызвала прилив крови. Обновленная кожа жадно впитывала влагу, приобретая эластичность, румянец и блеск. Душевая наполнилась паром, как турецкая баня, но Юлия сделала воду еще горячее и направила струи на плечи и спину, наслаждаясь обжигающим массажем. Закончив, она просушила волосы, склонив голову к плечу, промокнула воду с тела и завернулась в полотенце…
Юлия хозяйничала на кухне: готовила яичницу, резала салат из овощей и болгарского сыра, используя скудные припасы, найденные в холодильнике. Исраэль наблюдал за ней с дивана, приподнявшись на локте. Он следил за каждым ее шагом, не отводя зачарованных глаз. Юлия чувствовала на себе его взгляд, когда проходила по комнате, наклонялась над холодильником, доставала овощи с нижней полки, ставила тарелки на стол. Смущаясь под его пристальным взглядом, она потуже затягивала полотенце на груди.
И вот все уже было готово к завтраку, оставалось переложить шипящую глазунью на тарелки. Юлия держала сковородку одной рукой, а другой отделяла деревянной лопаткой яичницу от раскаленного металла, стараясь не обжечься и не нарушить целость полужидкого желтка. Тут он и подошел сзади, застав ее врасплох. Он обнимал ее за талию и целовал в затылок и шею, а она держала в руках шипящую сковородку, не зная, то ли продолжать начатое, то ли бросить все к чертовой матери. Превозмогая себя, ей удалось переложить глазунью на тарелки, поставить сковородку на плиту и погасить огонь. Потом она повернулась в его руках, подставив для поцелуев лицо и губы. Полотенце упало с груди, она пыталась поймать его, но безуспешно. Исраэль целовал ей руки и грудь, а затем подхватил и отнес на диван. Она прижалась к нему всем телом: ноги к ногам, живот к животу, грудь к груди и губы к губам — крепко и страстно, но сильнее, чем это требовалось для искусной любви. Ее тесные объятия лишили Исраэля свободы действий, необходимой для изощренных ласк. Да он и сам был слишком взволнован видом молодой и прекрасной женщины, нежданно-негаданно явившейся ему ночью. Он был слишком возбужден, чтобы сдержанно разорвать ее судорожную хватку и, как Пигмалион, воплощающий мечту, терпеливо лепить ее тело, с пальцев ног переходя на бедра и ягодицы, исследовать губами чувствительность каждого сантиметра кожи, вынуждая ее тело дрожать, а горло сжиматься в спазмах. Он был слишком взволнован, чтобы, как пианист, довести накал страсти до крайнего напряжения, до самого конца клавиатуры и затем передать инициативу в ее руки, направляя ее касания по известным только ему чувствительным струнам, помогать ей открывать теперь его тело, подставляя для нежных ласк самые укромные места, отзываясь под ее рукой не менее страстной скрипичной сонатой. И только потом, дождавшись, когда резонанс стократно усилит совместные вибрации, оборвать игру и низвергнуться пенистым водопадом с головокружительной высоты, бурным водоворотом упасть в тихое озеро, зеленой волной добежать до берега и исчезнуть, просочившись в песок.
Это могло произойти и иначе, менее поэтично и более агрессивно, но не так, не так, как это случилось на самом деле. Тысячи раз вспоминая впоследствии встречу с Юлией, Исраэль жалел о многом, но больше всего о том, что закрыл глаза, покорившись природе, вместо того чтобы смотреть на ее прекрасное тело, запоминая каждую его подробность навечно, навсегда.
Человечество считает себя царями природы, даже не задумываясь, какие катаклизмы могут его настичь. Когда свирепая природа атакует целые континенты, близкие друзья, что отмечали свадьбу, решают спасти своих близких, которые волею случая оказались в ловушке и обречены. Но герои решают взять всё в свои руки, понимая, что это может стоить им собственных жизней. Содержит нецензурную брань.
Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.
Адвокат Франсин Дей и подумать не могла, что влюбится в собственного клиента. Мартин обратился к ней с целью максимально выгодно развестись с женой Донной. Бракоразводное дело перерастает в роман. Но однажды Франсин видит, как Мартин мило ужинает с Донной в ресторане… На следующее утро Франсин просыпается в квартире соседа Пита, в одежде, перепачканной кровью. Она ничего не помнит о прошедшей ночи! И тут выясняется, что Донна пропала без вести. Тогда в игру вступает Пит… Он угрожает рассказать полиции подробности той странной ночи.
Кира Медведь провела два года в колонии за преступление, которого не совершала. Но сожалела девушка не о несправедливости суда, а лишь о том, что это убийство в действительности совершила не она. Кира сама должна была отомстить за себя! Но роковой выстрел сделала не она. Чудовищные воспоминания неотступно преследовали Киру. Она не представляла, как жить дальше, когда ее неожиданно выпустили на свободу. В мир, где у нее ничего не осталось.
Семь принципов — солнце Империи, ее вдохновение и божество; идеи Первого императора неоспоримы и бесценны, и первая среди них — война: бесконечная, вечная война ради войны. Но времена меняются, и приходит день сложить оружие; этот-то день и ставит Империю перед главным испытанием в ее истории — миром. Содержит нецензурную брань.
Ольга Воронова, хозяйка съеденного кризисом интернет-магазина, доведенная до отчаяния безденежьем, решается на безрассудный шаг. В аэропорту, куда она едет, отключаются источники питания, и ее регистрируют на несуществующий рейс. Она попадает в прошлое, которое хочет забыть. Всплывает и история об умершем женихе, скоропостижная смерть которого двадцать лет оставалась загадкой для всех. До сих пор никто не знает, было ли это самоубийство, заказной несчастный случай или просто неудачное стечение обстоятельств.