Израиль в Москве - [26]
— А я на пенсии, в Государстве Израиль. Не колумнисты мы, не блоггеры.
— Государство! Я, Изя, сам себе государство. Даже континент. Аркадия. Недаром все континенты на «А». Кроме бабушки Европы. Азия, Антарктида, Америка, Аркадия.
— Вона чего изобрел. Молодец. Творческая натура. А я тогда — планета Израиль.
— Трансцендентально, — с трудом выговорил Аркадий. — Выпьем, Изя, по сто грамм и напишем в инстаграм.
Салат горьковат. Впрочем, горечь, возможно, его собственная. А где же Андрюха? Сидит у окна, что-то объясняет своей новой подруге. Она из Швеции. Или Швейцарии? Беседуют по-английски. Новое эсперанто. Она называет его Энди-бой, он ее — Джулия.
Социальный лифт
Приехала наконец подруга Марты с наспех нарисованным лицом. Спешила. Они сидели за одной партой с первого класса. До одиннадцатого. Таня Корниенко. Она любит и умеет опаздывать. Ни разу вовремя не приходила. К этому так никто и не привык. Даже муж Василий. Таня все еще преподает в Инязе. И в Школе бизнеса. В школе платят в пять раз больше.
Подружки окончили школу с медалями. Обе решили поступать в Иняз. Татьяну приняли, а Марте вернули документы. Пятый пункт. И медаль не помогла. Марточка пошла в МЭИ. Таня за подругу переживала. Дочка дворника, она сделала себя сама. С будущим мужем познакомилась «на картошке» — выезд студентов на сельхозработы. А еще говорят, «любовь не картошка». Вася учился в МГИМО. Она его быстро обуяла. Так крошка Танечка вошла в номенклатурную семью. «Социальный лифт». До сих пор в их квартире на «Фрунзенской» есть спецкомната, где в стеклянном цилиндре стойка с мундиром Васиного отца — члена Политбюро. На мундире — иконостас наград и даже орден Победы, усыпанный бриллиантами.
— Израиль, как тебе Москва?
— Москва от разлуки со мной проиграла, но от встречи — выиграла, — Изя смутился от собственной вычурности.
Татьяна не поняла, но на всякий случай ярко, по-английски, улыбнулась. Она плохо слышала, носила усилитель звука, но к Изе повернулась невооруженным ухом.
В баре — веселье. Головой вниз висят фужеры. Бармен Павлик-Пиар, обжигаясь, ест пиццу посреди стеклянного звона. С Изей он говорит, как всегда, об искусстве:
— Мне нравится Врублёв.
— Павлик, определитесь: Рублёв или Врубель?
— Да мне фиолетово.
Рядом с ним непременный смартфон. Экран треснул, видимо, от встречи с каменным полом. Кто-то подошел за пивом.
— Two beer or not two beer?[19] — блеснул Павлик. Пивной Гамлет.
— Ночи черные в Калифорнии, — неожиданно захрипел гастарбайтер, отложив сакс. Старается подражать великому Сачмо[20].
— Израиль Абрамыч! А это правда, что Жданов после войны приказал выпрямить все саксофоны? — Ваня глянул на музыканта. — Полный Бишкек! Что у нас, нет своих лабухов?
Иван Денисович Проскуров, в новой черной толстовке, лоснился. С толстовки кричал свежий слоган. Изя подошел. Принт во всю грудь золотой славянской вязью: «Нет пороков в моем отечестве». На мокром столе перед ним книга «Евреи. Что они от нас хотят?», разинутый бумажник, визитка, где «Иванн» с двумя «н».
Смышленый хакер, компьютерный дока Уваров, втолковывает девушкам, что Пелевин — это апокриф, что чудес на свете не бывает.
— Это смотря на какой Свете, бу-га-га, — Ваня пьет текилу, закусывает селедкой. Триумф эклектики. Вытер лоб туалетной бумагой из рулона на столе и отправился к гастарбайтеру.
— Друг, сыграй что-нибудь из Жоплина.
— Откуда? — вытряхнув мундштук, хмуро развернулся музыкант. — Знаешь, брат, передай своей жене, что у нее глупый муж.
— Ситуяйца, — пролаял Иван, возвращаясь, — товарищ не понимает. Но может за себя постоять.
— И посидеть, — добавил Уваров.
Борин телефон закукарекал, Боря посмотрел на экранчик и не стал отвечать. Он был чем-то расстроен.
— Борис, ты почему не ешь, не пьешь? — спросил Изя.
— Говею.
Добра молодца и сопли красят
Ваня благодушествует. Напевает «А у нас на троих есть бутылка одна». Опять положил глаз на Асмик, официантку:
— Увидеть бабу с полными бедрами, говорят, к удаче.
— Иван, — ворчит Боря, — с полными ведрами. Я смотрю, тебя опять мракобесит. Где твоя национальная гордость великоросса? Времен аннексии и покоренья Крыма. Соберись, скоро наш писатель придет.
— Разве я взболтнул лишнее? — жмурится Ваня. Веселый парень. Тролль. Он поднимает стакан: — Ну что? Добра молодца и сопли красят. Блохе — кафтан! А страна наша великая. Шестая часть суши.
— И сашими, — обрадовался Пиар и что-то Ивану плеснул.
— Что это?
— Абрам Дюрсо. Шампусик.
Продвинутая молодежь нескольких полов, в черном прикиде, тату на обозримых местах, сосет красную жидкость. Одно существо улиткой свернулось на стуле. Похоже на сходку вампиров. Все одинаковы. Вот вам и полисексуальный мультикультурализм. Под гребенкой глобализации.
Каюкина дергает за плечо:
— Ск-сколько я д-должна?
— Люб-баша, д-даже не заикайся.
Заикание заразительно. Важно не обидеть.
— Фак-фак-фактически это стоит к-ку-кучу денег.
— Фирма платит.
— Не корчи из себя Ротшильда.
— Не оскорбляй, он же теперь гость столицы, — это Чулкова заступается.
Изя сияет. Попивает свой «Егермейстер». Он шествует со стаканом между столами, как кандидат в президенты, хлопает по спине друзей, целует в щечку подруг, позирует для селфи, бьет копытом и сладко щурится.
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.