Изощренное убийство - [3]

Лечащий врач не мог вспомнить тот разговор, да и не ставил перед собой такой задачи. С мистером Берджем основные моменты неизменно покоились где-то на поверхности и вполне могли всплыть сами собой. Воцарилась странная тишина. Доктор Штайнер машинально черкнул что-то у себя в блокноте, затем изучил каракули с неподдельным интересом и беспокойством, посмотрел на них снова, перевернув блокнот, и на мгновение сосредоточился на собственном подсознании, а не на подсознании своего пациента. Внезапно он уловил какой-то шум, доносящийся извне, сначала слабый, а затем все более и более громкий. Где-то пронзительно кричала женщина. Это был ужасный звук, высокий, непрерывный и совершенно животный. Он оказал на доктора Штайнера поразительно неприятный эффект. По природе своей врач был робок и чувствителен. И хотя по долгу службы ему изредка приходилось переживать эмоциональные кризисы, он гораздо искуснее умел действовать хитростью и обманом, чем справляться с непредвиденными ситуациями. Страх заставил Штайнера выплеснуть раздражение, он вскочил с кресла, воскликнув:

– Нет! Действительно, это уже никуда не годится! Куда смотрит мисс Болем! Разве никто не должен следить за тем, что здесь происходит?

– Что случилось? – осведомился мистер Бердж, мгновенно сев на кушетке, как кукла-попрыгунчик. Его голос понизился на пол-октавы и стал звучать почти как обычно.

– Ничего. Ничего. У какой-то женщины начался истерический припадок. Оставайтесь на месте. Я сейчас вернусь, – приказал доктор Штайнер.

Мистер Бердж вновь рухнул на кушетку, на этот раз, однако, устремив взгляд на дверь. Доктор Штайнер вышел в коридор.

Все, кто собрался там, обернулись, чтобы посмотреть на него. Дженнифер Придди, младшая машинистка, вцепилась в одного из дежурных при входе, Питера Нейгла, который озадаченно и в то же время сочувственно поглаживал ее по плечу. На его лице застыло выражение недоумения. С ними была и миссис Шортхаус. Крики Дженнифер постепенно переходили во всхлипывания, все ее тело продолжали сотрясать судороги, а кожа оставалась мертвенно-бледной.

– В чем дело? – резко спросил доктор Штайнер. – Что с ней?

Прежде чем кто-то успел ответить, дверь кабинета ЭШТ открылась и оттуда вышел доктор Бейгли, за ним последовала старшая сестра Эмброуз и анестезиолог доктор Мэри Ингрэм. Внезапно создалось впечатление, будто в коридоре полно людей.

– Без паники, вы все же наша сотрудница, – мягко сказал доктор Бейгли. – Мы здесь пытаемся вести прием. – Он тихо обратился к Питеру Нейглу: – Так что, собственно говоря, случилось?

Нейгл, казалось, собрался ответить, но тут мисс Придди взяла себя в руки. Она опустила руки, повернулась к доктору Бейгли и абсолютно четко произнесла:

– Мисс Болем. Она мертва. Кто-то лишил ее жизни. Она в архиве в полуподвале, и ее убили. Я нашла ее! Энид убили!

Машинистка снова вцепилась в Нейгла и начала плакать, но теперь тише, чем раньше. Страшные судороги прекратились. Доктор Бейгли сказал дежурному:

– Отведите ее в кабинет. Пусть приляжет. А лучше дайте ей что-нибудь выпить. Вот ключ. Я скоро вернусь.

Бейгли поспешил к лестнице, ведущей в полуподвальный этаж, и все остальные, оставив девушку на попечение Нейгла, последовали за доктором. На полуподвальном этаже клиники было хорошее освещение; все помещения постоянно использовались: места, как и в большинстве психиатрических лечебниц, тут хронически не хватало. Под лестницей, помимо котельной, помещения для телефонной аппаратуры и комнаты отдыха дежурных, располагались также отделение творческой терапии, архив и, ближе к фасаду здания, кабинет, где проводили лечение лизергиновой кислотой[1]. Когда небольшая группка спустилась по лестнице, дверь этого кабинета открылась и оттуда выглянула сестра Болем, кузина мисс Болем, – призрачное видение в белом халате, выделявшемся в темноте помещения. Все услышали ее нежный голос с нотками удивления:

– Что-то произошло? Мне показалось, я уловила крики пару минут назад.

Старшая сестра Эмброуз бесцеремонно оборвала ее, демонстрируя свой авторитет:

– Ничего не произошло, сестра. Вернитесь к пациенту.

Призрачный силуэт исчез, и дверь захлопнулась. Повернувшись к миссис Шортхаус, старшая сестра Эмброуз продолжила:

– Вам тоже нечего здесь делать, миссис Шортхаус. Пожалуйста, идите наверх. Возможно, мисс Придди захочется выпить чаю.

Миссис Шортхаус что-то недовольно проворчала, но была вынуждена подчиниться, хотя и с большой неохотой. Три доктора, сопровождаемые старшей медсестрой, продолжили путь.

Архив находился справа от них, между комнатой отдыха дежурных и отделением творческой терапии. Дверь архива была распахнута, в помещении горел свет.

Доктор Штайнер, который с преувеличенным вниманием фиксировал каждую мельчайшую деталь, заметил, что ключ находится в замке. Никого поблизости не было. Стальные стеллажи, битком набитые папками из манильской бумаги, возвышались до потолка. По отношению к двери они располагались под прямым углом, между ними – узкие проходы, каждый освещали флуоресцентные лампы. Четыре высоких окна защищались решетками и частично загораживались стеллажами. Это было маленькое душное помещение, тут редко кто-то появлялся и столь же редко вытиралась пыль. Небольшая компания пробралась по первому проходу и повернула налево, в маленький закуток без окон, где не было полок, а лишь стояли стол и стул. Здесь можно было сортировать документы для их дальнейшей архивации или переписывать информацию, чтобы избежать необходимости выносить папки отсюда. В закутке царил полный хаос: стул перевернут, пол усеян документами. У одних папок были оторваны обложки и повреждены страницы, другие валялись на полу, прямо под полками, где теперь зияли пустоты. Полки казались слишком узкими, чтобы выдержать такую массу бумаги. И посреди всего этого беспорядка, словно грузная и карикатурная Офелия, плывущая на бумажных волнах, покоилась Энид Болем. У нее на груди лежала какая-то тяжелая и странная фигура, вырезанная из дерева, а руки были сложены у основания этой фигуры, будто Энид воплощала собой страшную пародию на женщину-мать, прижавшую к сердцу свое чадо.