Изолятор - [18]

— Э, может быть, — уклонился от прямого ответа Обновленский. — Вы знаете всех знаменитых адвокатов?

— Знаю, — с достоинством ответил Перчик. — Кое-кого лично, а некоторых понаслышке... Хотите заблаговременно подобрать себе адвоката из «золотой десятки»? Что же, мысль правильная.

— Что это за «золотая десятка»? — полюбопытствовал Обновленский, заинтригованный загадочным термином.

— Так в пятидесятых годах называли самых лучших адвокатов города. Чтобы вы знали, даже не самых лучших, а лучших из лучших. С тех пор, сами понимаете, много воды утекло, кое-кто умер, но по сей день, к примеру, работают Бобровский, Колодизнер, Кизелов, Панхасик, Браунталь, Трофимов и, кажется, Милославский... — Перчик уставился в потолок и задумчиво загибал пальцы правой руки.

— Кого же из них вы намерены пригласить? — уточнил Обновленский.

— Кто я такой, Игорь Петрович? — доверительно спросил Перчик. — Чтоб вы знали, я маленький человек, мелкая сошка. Зачем мне Бобровский или Кизелов? Чтобы меня ненароком приняли за другого? Или чтоб моя Асечка громче плакала, слушая его душещипательную речь?.. Коля, кто тебя защищает?

Услышав свое имя, Седенков вздрогнул и тут же ответил:

— Матвей Филипыч Цыпкин.

— Вот его и я приглашу. Кто слышал о Цыпкине? Никто не слышал. Такой адвокат для меня сущее золото. Вам понятно?

— Понятно, Аркадий Самойлович. А кого вы мне посоветуете?

— Вам бы я посоветовал пригласить Колодизнера. Он дока по части любых дел о взяточничестве, будь то дача или брача взятки. Что вас еще интересует, мон шер?

— Скажите, Аркадий Самойлович, если, допустим, какой-то человек совершил нечто противозаконное, даже не подозревая о том, что за это судят, он ведь не считается преступником?

— К сожалению, считается... Незнание закона, Игорь Петрович, не освобождает от ответственности. При вынесении приговора суд принимает во внимание степень осознанности действий обвиняемого, но от этого преступление не превращается в проступок. Я, кажется, огорчил вас своим ответом?

— Да, прямо скажу, не обрадовали... — Обновленский вздохнул. — Угостите меня сигаретой, Аркадий Самойлович?

— Между нами, девочками, говоря, это уже одиннадцатая!

Ну и жмот этот Перчик, брезгливо поморщился Обновленский, каждую сигарету считает. Вот пачка вонючей «Примы» стоит четырнадцать копеек, а он трясется над ней, точно Плюшкин. Эх, люди, люди, кто вас придумал такими?.. Нет, он, Обновленский, долго не выдержит в этом, если так можно выразиться, изысканном обществе. Как бы от них избавиться? Идея! Игорь Петрович потребует, чтобы ему предоставили отдельную камеру, и, таким образом, избавится от необходимости лицезреть этих подонков общества. Скучно ему не будет, ибо он воспользуется здешней библиотекой и посвятит досуг изучению иностранных языков. Он давно собирался отправиться в туристическую поездку, чтобы побывать в Монте-Карло, а с активным знанием языка можно понять в сто раз больше, чем с помощью одной затурканной переводчицы на двадцать пять любопытных туристов. Что же касается трудностей, то Игоря Петровича они не пугают. Он где-то читал, что революционеры в царских застенках укрепляли дух неустанной работой над собой...

— Вы не подумайте, что я пожалел сигарету, — после паузы заметил Перчик. — Для меня курево важнее хлеба. На выписку я беру пятьдесят пачек в месяц и едва-едва укладываюсь.

— Я ваш неоплатный должник, Аркадий Самойлович, — любезным тоном ответил Обновленский. — Не представляю, что бы я делал без вашей помощи... Вы случайно не знаете, большой этот изолятор?

— Очень большой, Игорь Петрович, в нем 999 камер.

— Интересно, почему, не тысяча?

— Говорят, строили на тысячу, но по окончании строительства автора проекта замуровали в одной из камер.

— Черт знает что! — Обновленский вздрогнул от ужаса. — Что хотят, то и творят! Возмутительно!

— Да, мон шер, возмутительно, — спокойно согласился Перчик. — Человек строил, старался угодить заказчику, а вместо благодарности нашел свою смерть. Фрайштадт прав: часто мы надеемся на одно, а получаем совсем другое...

— А что же семья? — перебил Обновленский. — Неужели не протестовала, не писала в Москву и не подняла всех на ноги?

— Кто их знает? — Перчик пожал плечами. — Давно это было. Ведь тюрьма построена при Александре II!

— И все камеры одинаковые?

— Примерно одинаковые, Игорь Петрович. В мужских сидят по четыре — шесть человек, в женском корпусе по-другому — двадцать пять в камере. А что?

— Так, ничего... Значит все камеры общие, отдельных нет?

— Есть и одиночки...

— Не знаете, кому подать заявление?

— Этого, думаю, будет маловато, — Перчик засмеялся. — Когда вас приговорят к смертной казни, после суда сразу получите одиночку.

— Меня казнить? — дико взвизгнул Обновленский. — За что? Я честный человек!

— Ну-ну, распетушился... Вы что, шуток не понимаете?

— Ничего себе шутки! — не сразу успокоился Обновленский. — От подобных шуток с ума сойдешь.

— Это у вас с непривычки, — дружелюбно объяснил Перчик. — Так вернемся к теме беседы. Одиночки, мон шер, в нашем дорогом изоляторе являются привилегией смертников. Там они ждут решения своей участи.

— Аркадий Самойлович, у вас не найдется писчей бумаги? — спросил Обновленский, пытаясь изменить направление разговора. — Хочу, знаете ли, набросать несколько писем друзьям и родственникам.